что никогда не должно было всплыть. И тогда обнаружились улики, доказательства. Всколыхнулись залежалые воспоминания, неохотно развязались языки.

Даже сегодня не все ясно с деятельностью этих заведений – далеко не все, – и они остаются в тени истории, словно дома, населенные призраками и воспоминаниями, которые не стоит ворошить неосмотрительно и без причины.

– «Буа-Ларрис» точно был единственным «Лебенсборном» во Франции? – переспросил Алексис.

– Да, – подтвердил Микелис. – Так что наши преступники не случайно нарисовали ночью свой символ именно здесь.

– Это сделал Фантом, – вмешалась Людивина. – Зверь, вероятно, еще в Польше или где-то между Краковом и востоком Франции. Готова поспорить, что на стене кровь семьи Эймессис.

Перед уходом жандармы дождались прибытия экспертов-криминалистов, которые сфотографировали место преступления и взяли образцы на анализ.

– Более чем вероятно, – мрачно сказал Микелис.

– При чем тут «Лебенсборн»? – спросил Сеньон, как бы размышляя вслух. – Они что, разделяют теории нацистов?

– Во всяком случае, разделяют их теорию превосходства высшей расы, – уточнил Микелис. – Похоже, эта теория соответствует тому, чем они занимаются. Они отбирают самых сильных мужчин и объединяют их под знаменем насилия. Им нужны люди, превосходящие всех других, отборные силы, вершина пищевой цепочки, настоящие хищники.

– Значит, у них нет никакой личной связи с этим местом? Все сделано ради символики?

– Не исключено. Зато какая символика!

– Мы все же просмотрим списки персонала, – распорядился Алексис, – а также списки детей, которые раньше здесь лечились и которым сегодня от двадцати пяти до сорока. Как знать? Не всем известна история этой больницы. Не понимаю, как они могли узнать о ней, не побывав здесь в том или ином качестве.

– Я думаю, вы зря потратите время, – с сожалением сказал Микелис. – Это символика, чистая символика.

– Может, они местные, – предположила Людивина. – По крайней мере, Фантом.

– Людивина права, – сказал Алексис. – Это даже очень вероятно. Первая жертва, Клер Нури, была найдена в департаменте Сена и Марна, но она жила совсем недалеко отсюда, в Уазе. Убийца напал на нее в ее доме, а затем увез тело подальше, чтобы от него избавиться. Возможно, хотел неуклюже замести следы. Это было его первое убийство.

Микелис подтвердил:

– Первое преступление часто совершается недалеко от дома убийцы. Он еще недостаточно уверен в себе для вылазок в незнакомые места. Он живет где-то здесь или жил здесь в детстве. Но я сомневаюсь, что он напрямую связан с этой больницей.

Алексис встал:

– Нам пора возвращаться. Отчеты судмедэксперта уже должны прийти, а нам еще нужно просмотреть несколько сотен имен. Сегодня утром судья направил официальное международное поручение нашим польским друзьям. Я очень надеюсь, что они смогут определить номер Зверя уже сегодня. Не хотелось бы это пропустить.

Они вернулись в офис. Он был сердцем любого расследования. На этих нескольких квадратных метрах, как правило, происходило все самое главное: сопоставлялись данные, исследовались факты, делались выводы. Иногда проводились даже допросы.

Это было возвращением домой, и Алексис чувствовал себя спокойнее.

Его встревожили лес и усадьба с мрачным грузом ее истории.

* * *

Сеньон заканчивал вводить данные из отчетов патологоанатома в программу Analyst Notebook, а Людивина и Алексис тем временем проверяли всех сотрудников «Буа-Ларриса» на судимость.

Алексис каждые четверть часа поглядывал на мобильник и тут же спрашивал Сеньона, нет ли у того сообщений от Томаша из краковского уголовного розыска. Каждый раз великан смотрел на него с безнадежным выражением лица, безропотно перепроверял свою электронную почту, а потом качал головой с тем же обескураженным видом.

– Они позвонят, как только будет что-то новое, – повторял он.

Всю вторую половину дня трое следователей поименно проверяли все фамилии из списков на наличие криминального прошлого. Алексис нехотя поднялся к полковнику Априкану с докладом и поскорей вернулся снова за компьютер.

Он чувствовал, что они близки к разгадке. Петля постепенно затягивалась. Убийцы не машины. Они совершают ошибки. Они где-то рядом, оставалось только их найти.

А Микелис расположился в отдельной комнате со всеми отчетами, накопившимися с начала дела, и просматривал каждую страницу, впитывая невероятное количество информации.

На всем этаже стояла сосредоточенная тишина. Только отдаленный рокот улицы за окнами напоминал о том, что мир еще существует.

Наступила ночь. Тело у всех затекло. Шея ныла, спина болела, суставы скрипели. Строчки сливались перед глазами.

Незадолго до семи вечера Алексис окликнул Сеньона:

– Мы внесли в Analyst Notebook всех поставщиков, которые в последнее время предоставляли услуги двум первым жертвам Фантома?

– Да, внесли всех, чьи следы смогли обнаружить по счетам, и я включил даже тех, чьи рекламки лежали на холодильниках или в ежедневниках.

– Программа не обнаружила ни одного совпадения?

– Ноль.

– Я запрошу банковские выписки Эймессисов, чтобы тоже ввести в программу. Вдруг получится. Должна же быть какая-то связь.

– Разве не это отличает серийных убийц? Они выбирают жертв без всякой связи. Поэтому их так трудно поймать.

– Да, но Фантом применяет один и тот же метод приближения к своим жертвам. Он проникает в их дома. Он знает, как это сделать, не повредив замок. Эксперты уверены, что замки не взламывались.

Алексис сосредоточился на этом моменте. Фантом никогда не менял свой подход. Возможно, он выбирал жертв не наугад, а только тех, к кому мог легко войти.

Постепенно жандармерия пустела, сотрудники расходились по домам. Отдел расследований тоже имел право на отдых.

Наконец Сеньон взялся за куртку.

– На сегодня с меня хватит, – сказал он.

Людивина последовала его примеру. Она подождала реакции Алексиса, затем покачала головой.

– Ты слишком выкладываешься, Алекс, – упрекнула она его с ласковой улыбкой. – Руководить группой не означает, что ты должен тратить на нее всю жизнь.

– А у меня больше ничего нет.

– У меня тоже.

– У тебя двое мужиков, ты не забыла?

Она пожала плечами.

– Пойду домой, поужинаю перед телевизором, – проворчала она. – И отлично отдохну. Да и тебе пора притормозить.

– Идите, идите, – замахал Алексис коллегам. – Я посижу тут еще немного, а через часик уже буду лежать на диване и жрать пиццу.

Людивина поколебалась, затем перегнулась через стол и чмокнула Алексиса в лоб.

– Ты сгоришь на работе, – тихо сказала она.

Оставшись в одиночестве, Алексис снова погрузился в списки имен. Три четверти были уже просмотрены. Проверены все дети, лечившиеся в «Буа-Ларрисе», которым сейчас было от двадцати пяти до сорока. Никто из них не подходил под портрет, составленный Микелисом, и только у двоих была судимость, да и то по мелочи. Алексис склонялся к мысли, что они действительно зря тратят время, как и предсказывал криминолог.

– Вы все еще здесь? – раздался голос Микелиса из дверного проема. – Вообще не спите?

– Могу задать вам тот же вопрос.

– У меня тут никого нет. И нечем