Сережа попробовал еще один ход:

– Пускай! Это я говорил, а Вася ничего не говорил. Так что. нужно ему отдать.

Кандыбин еще сильнее вытянул свое тело над сапогом:

– Ну! Молодой ты еще меня учить! И по какому праву ты сюда пришел? Влез в мою хату и разговариваешь тут? Что у тебя отец партизан? Ну, так это еще вопрос. Вижу: одна компания! Идите! Марш отсюда!

Мальчики двинулись к дверям.

– А ты, Митька, куда? – крикнул отец. – Нет, ты оставайся!

Сережа снова чуть не упал на пороге. Из кухни смотрела на них равнодушными глазами худая старая женщина. Вышли во двор.

– Вот, понимаешь, жлоб! – раздраженно сказал Сережа. – Не-ет! Мы эту коробку у него выдерем!

Вася не успел ответить, ибо в этот момент колеса истории завертелись, как сумасшедшие. К Сереже стремительно бежали несколько мальчиков. Они что-то кричали, перебивая друг друга и размахивая руками. Один из них, наконец, перекричал товарищей:

– Сережа! Да смотри ж! Они уже флаг…

Сережа глянул и побледнел. На вершине Мухиной горы развевался темно-красный флаг, казавшийся отсюда черным. Сережа опустился на ступени крыльца, он не мог найти слов. В душе у Васи что-то трепыхнулось извечное мальчишеское отвращение к противнику.

Мальчики сбегались к ставке главнокомандующего, и каждый из них сообщал все то же известие, и каждый требовал немедленного наступления и расправы с наглым врагом. Они кричали неистовыми дискантами, с широко открытыми глазами, грязными руками показывали своему вождю нестерпимо позорный вид Мухиной горы.

– Чего мы сидим? Чего мы сидим, а они задаются? Сейчас идем!

– В наступление! В наступление!

Сабли и кинжалы начали кружиться в воздухе.

Но главнокомандующий северной славной армией знал свое дело. Он влез на вторую ступеньку крыльца и поднял руку, показывая, что хочет говорить. Все смолкло.

– Чего вы кричите? Горлопанят, никакой дисциплины! Куда мы пойдем, когда у нас еще и знамени нету! Пойдем с голыми рыбками, да? И разведка не сделана! Кричат, кричат! Знамя я сам сделаю, мама обещала! Назначаю атаку Мухиной горы завтра в двенадцать часов. Только держать в секрете. А где начальник разведки?

Все северяне бросились искать начальника разведки:

– Костя!

– Костя-а!

– Варение!

Догадались побежать на квартиру. Возвратившись, доложили:

– Его мать говорит: он обедает и не лезьте!

– Так помощник есть!

– Ах, да, – вспомнил Сережа, – Назаров!

Вася Назаров стоял здесь перед главнокомандующим, готовый выполнить свой долг. Только далеко где-то загудела беспокойная мысль: как отнесутся к его деятельности разведчика родители?

– Разведке завтра выступить в одиннадцать часов. Узнать, где противник, и доложить!

Вася кивал головой и оглядывался на своих разведчиков. Все они были здесь, только Митю Кандыбина задержали семейные дела.

Но в этот момент послышался и голос Мити. Он раздавался из его квартиры и отличался выразительностью и силой звука:

– Ой, папа, ой, папочка! О-ой! Ой, не буду! Ой, не буду, последний раз!

Другой голос гремел более самостоятельным тоном:

– Красть? Коробка тебе нужна? Позорить… у… рыжая твоя морда!

Северяне замерли, многие побледнели, в том числе и Вася. Один из бойцов северной армии, тут рядом, в двух шагах, подвергался мучениям, а они принуждены были молча слушать.

Митя еще раз отчаянно заорал, и вдруг открылась дверь, и он, как ядро, вылетел из квартиры, заряженной гневом его родителя, и попал прямо в расположение северян. Руки его были судорожно прижаты к тем местам, через которые по старой традиции входит в пацана все доброе. Очутившись среди своих, Митя молниеносно повернулся лицом к месту пыток. Отец его выглянул в дверь и, потрясая поясом, заявил:

– Будешь помнить, сукин сын.

Митя молча выслушал это предсказание, а когда отец скрылся, упал на ступеньку у самых ног главнокомандующего и горько заплакал. Северная армия молча смотрела на его страдания. Когда он перестал плакать, Серёжа сказал:

– Ты не горюй! Это что! Это личная неприятность! А ты глянь, что на Мухиной горе делается!

Митя вскочил и воззрился своими активными, а в настоящую минуту заплаканными глазами на вершину Мухиной горы:

– Флаг? Это ихний?

– А чей же! Пока тебя били, они заняли Мухину гору. А за что это тебя?

– За коробку.

– Ты признался?

– Не, а он говорит: позоришь.

Вася тронул Митю за штанину.

– Митя, завтра на разведку в одиннадцать часов… идти. Ты пойдешь?

Митя с готовностью кивнул и произнес еще с некоторым оттенком страдания:

– Хорошо.

Отец сказал Васе:

– Это хорошо, что ты начальник разведки. А вот что ты побил Митю – это плохо. И отец его побил. Бедный хлопчик!

– Я его не бил, я его только повалил. И давил. Я ему говорю: отдай, а он молчит.

– Это пускай и так, а только из-за такого пустяка не стоит: коробка! Ты этого Митю приведи к нам и помирись.

– А как? – спросил Вася по обыкновению.

– Да так и скажи: Митя, пойдем к нам. Да ведь он тоже разведчик?

– Угу. А как же коробка?

– Кандыбин не отдает? И сына побил, и коробку присвоил! Странный человек! И токарь хороший, и сапожник, и уже инструктор, зарабатывает здорово, а человек несознательный. Грязно у них?

Вася наморщил лицо:

– Грязно-грязно! И на полу и везде! А как же коробка?

– Что-нибудь другое придумаем.

Мать слушала их и сказала:

– Только ты, разведчик, смотри там, глаз не выколи.

– Ты другое скажи, – прибавил отец, – в плен не попадись, вот что.

На другой день Вася проснулся рано, еще отец не успел на работу уйти, и спросил:

– Сколько уже часов?

Отец ответил:

– Что тебе часы, если на Мухиной горе чужое знамя стоит. Хороший разведчик давно на горе был бы. А ты спишь!

Сказал и ушел на завод, – значит, семь часов. Его слова внесли в душу Васи новую проблему. В самом деле – почему нельзя сейчас отправиться на разведку? Вася быстро оделся, ботинок теперь надевать не нужно, а короткие штанишки натягиваются моментально. Вася бросился к умывальнику. Здесь его действия отличались такой вихревой стремительностью, что мать обратила внимание.

– Э, нет! Война, или что, а ты умывайся как следует. А щетка почему сухая? Ты что это?