В данном убеждении военного министра поддерживал министр финансов С.Ю. Витте, ратовавший за исключительно мирное, экономическое, освоение дальневосточного региона в лице Северного Китая (Маньчжурии) и Кореи. Тем не менее личные настроения императора, настроенного на великую азиатскую империю, безусловно, превалировали над точкой зрения министров — 16 февраля 1903 г. Куропаткин записывал в своем дневнике: «Я говорил Витте, что у нашего Государя грандиозные в голове планы: взять для России Маньчжурию, идти к присоединению к России Кореи. Мечтает под свою державу взять и Тибет. Хочет взять Персию, захватить не только Босфор, но и Дарданеллы. Что мы, министры, по местным обстоятельствам задерживаем Государя в осуществлении его мечтаний, но все разочаровываем; он все же думает, что он прав, что лучше нас понимает славу и пользы России. Поэтому каждый Безобразов, который поет в унисон, кажется Государю более правильно понимающим его замыслы, чем мы, министры»{124}.

В середине 1903 г. А.Н. Куропаткин ездил с инспекторской поездкой на Дальний Восток, посетил Владивосток и Сахалин, побывал в Японии. В Японии Куропаткин должен был разъяснить позицию Российской империи относительно Маньчжурии и Кореи. По итогам поездки в июле он докладывал императору: «Мы можем быть вполне спокойны за участь Приамурского края, мы ныне можем быть спокойны за судьбу Порт-Артура, и мы вполне надеемся отстоять Северную Маньчжурию». Хотя еще в начале года, в отчете за второе пятилетие пребывания на посту военного министра, Куропаткин пытался перенести главное внимание на запад, против Германии и Австро-Венгрии. К сожалению, как известно, под влиянием так называемой «безобразовской клики» Николай II всецело перенес свою внешнеполитическую активность на Дальний Восток.

Сознавая необходимость укрепления экономики и народного хозяйства, военный министр пытался сделать все, от него зависевшее, чтобы избежать войны с молодым империалистическим хищником — Японией. Правда, этой войны Куропаткин не боялся, справедливо считая, что Япония не может победить Россию. Другое дело, что поражение в ограниченном конфликте русским генералитетом вообще не допускалось как таковое. Это противоречие между мнением военного министра и его же декларациями о состоянии российской военной машины, позволило царю не обращать надлежащего внимания на предостережения. Действительно, перед войной Куропаткин неоднократно предлагал оставить Южную Маньчжурию, но одновременно утверждал, что в случае войны Япония будет безусловно разгромлена. Тогда почему же император должен был отказаться от планов в Китае?

Чем ближе к войне, тем все больше «партия мира» в лице министра финансов С.Ю. Витте, министра иностранных дел В.Н. Ламздорфа и военного министра А.Н. Куропаткина предлагала идти на уступки. В частности, в октябре 1903 г. генерал Куропаткин в своей записке царю предложил возвратить Порт-Артур Китаю, продать ему южную ветвь Маньчжурской железной дороги, получив за все 250 тыс. руб. и право на Северную Маньчжурию. Витте и Ламздорф поддержали Куропаткина, но Николай II предпочел Безобразова и его клику.

Что касается вероятных военных действий на Дальнем Востоке, то военный министр выдвигал идею затяжной войны, причиной чего представала незавершенность Великой Сибирской магистрали — Транссиба. Незадолго до своего назначения в Маньчжурию ген. А.Н. Куропаткин представил императору доклад, в котором излагался его стратегический план ведения борьбы. Здесь он писал: «На первой стадии кампании нашей главной задачей должно быть предотвращение уничтожения наших сил по частям. Очевидная важность того или иного пункта или позиции (за исключением крепостей) не должна приводить нас к существенной, большой ошибке удержания этого места недостаточными по численности войсками, что приведет нас к результату, которого мы стремимся избежать. Постепенно наращивая силы и готовясь к наступлению, мы должны осуществлять наступательные действия только тогда, когда будем достаточно сильны для наступления, когда у нас будут все необходимые припасы для непрерывного наступления в течение длительного промежутка времени»{125}. Куропаткин считал, что необходимо «готовиться, что Порт-Артур будет отрезан на довольно продолжительное время. И, не допуская наши войска до частного поражения, [мы] должны отступать по направлению к Харбину до тех пор, пока прибывшими с тыла подкреплениями не будем усилены настолько, что получим возможность, перейдя в наступление, разгромить японцев». Таким образом, уже здесь была выдвинута знаменитая куропаткинская максима: «Терпение, терпение и еще раз терпение». Отказ от смелых наступательных действий, пусть даже и недостаточными силами, в пользу осторожной стратегии наращивания превосходных сил, был здесь возведен в принцип. Масса заменила маневренное искусство.

Таким образом, в данном случае А.Н. Куропаткин отошел от тех принципов, что проводились в жизнь его учителем — М.Д. Скобелевым. Как известно, Белый генерал всегда тщательно готовил операции, но никогда не опирался на превосходство в силах как непременное условие успеха. Главное — это суворовские принципы «глазомер, быстрота и натиск». В молодые годы А.Н. Куропаткин и сам дерзал и призывал к дерзанию. Заняв пост военного министра, а после начала войны — командующего Маньчжурской армией, генерал Куропаткин стал сверхосторожным. Главным принципом его деятельности как полководца стало не стремление к победе, а намерение избежать поражения. Хотя на самом деле «с высоты пройденных лет и знаний последующих событий легко говорить о достоинствах и недостатках тех людей, которым в свое время приходилось принимать конкретные решения и нести ответственность за последствия этих решений. Страх поражения всегда был сильнее жажды победы»{126}. Этот принцип будет передан Куропаткиным одному из своих ближайших помощников в Русско-японской войне 1904–1905 гг. А.Е. Эверту — главнокомандующему армиями Западного фронта в Первой мировой войне. Старый фельдмаршал Д.А. Милютин справедливо подметил, что «Куропаткин пользовался репутацией отличного офицера Генерального штаба; в особенности выказал он себя, состоя при генерале Скобелеве в качестве отрядного начальника штаба, но не имел случая выказать свои способности в качестве самостоятельного военачальника».

Надо отметить, что Российская империя в начале XX столетия не могла похвастать особенно талантливыми полководцами внутри высшего генералитета. Военная реформа графа Д.А. Милютина и долгий мирный период царствования императора Александра III не позволили выдвинуться вверх тем людям, что могли бы надлежащим образом командовать войсками. Полководцы эпохи Русско-турецкой войны уже ушли в лучший мир или были слишком стары. Поэтому неудивительно, что наилучшей кандидатурой на пост руководителя русской армией в войне против Японии был признан военный министр. После своего назначения ген. А.Н. Куропаткин с горечью писал царю: «Только бедность в людях заставляет Ваше Величество остановить свой выбор на мне». С другой стороны, еще в 1897 г. французский военный атташе заметил, что Куропаткин был «очень умным, очень амбициозным человеком и с хорошей репутацией, мечтавшим поставить свое имя в один ряд с Суворовым и Скобелевым, и готовым на все, чтобы добиться этого»{127}.