рукою человека». Во второй: «Здесь покоится Гермоген из Тарса[209], который провел тридцать четыре года и семь месяцев, ни разу не обновив ни обуви, ни одежды». Оба тела были перевезены, одно в Саррас, другое в Орканию, и снискали поклонение, коему не давало иссякнуть множество чудес.

Вслед за тем Иосифу довелось еще очистить новообращенного короля Мордрена от последней скверны, которая не поддалась воде крещения. Сей государь давно уже велел устроить в стенах своего чертога келейку, отведенную для одного кумира женского пола, коим он был очарован. Это была кукла чудной красоты, которую король сам облачал в богатейшие одежды. Стоило королеве Сарацинте покинуть ложе, как он брал клинышек, вставлял его в незаметную щель в стене и, отжав ее, добирался до крюка, чтобы поднять большую железную задвижку и открыть потайную дверцу. Затем король извлекал идола к себе и делил с ним ложе. Изведав свое удовольствие, он возвращал куклу в ее келью, дверь закрывалась, и железный брус вновь падал на крюк, делая ее недоступной для всех. Вот уже пятнадцать лет он тешил себя этой постыдной привычкой, как вдруг сновидение, растолкованное ему Иосифом, открыло ему, что ничто не может оставаться в тайне от тех, кто любезен Богу. Он сознался в преступлении, призвал королеву, своего шурина и Иосифа, а после при них бросил идола в огонь, выказав величайшее раскаяние.

Это было последнее деяние Иосифа-сына в стране Саррас. Голос с небес повелел ему оставить короля и увести с собою большинство своих спутников, чтобы идти проповедовать новую веру среди язычников. Во время этого долгого пути, когда им стало недоставать съестного, он преклонил колена перед ковчегом со святым сосудом, моля Бога о помощи[210].

Голос рек Иосифу-старшему:

– Вели расстелить скатерти на свежей траве: пусть твой народ соберется вокруг. Когда они приготовятся к трапезе, укажи твоему сыну Иосифу взять чашу и трижды обойти с нею вокруг скатерти. В тот же миг те из них, кто чист душою, преисполнятся всей отрадою мира. И так они будут делать каждый день, в Первом часу. Но стоит им поддаться мерзкому греху похоти, как они лишатся благодати, дарующей им столь великую усладу. Когда ты устроишь на этот лад первую трапезу, ты войдешь к жене своей Энигее и познаешь ее телесно. Она понесет сына, коего нарекут при крещении Галахадом Сильным. Он будет велик силой и непоколебим верой; и тем преодолеет всех нечестивцев, ему современных.

Иосиф сделал, как ему было велено, а сын его, облаченный в белую столу, совершив три круга, сел справа от отца, оставив, однако, между обоими промежуток в одно место.

Затем он поставил чашу, накрытую патеной и тою тонкой пеленой, что мы зовем корпоралом. Все вмиг преисполнились божественной благодати, до того, что и в мысли им не приходило пожелать чего-либо. После трапезы Иосиф-сын вернул Грааль в ковчег, где он и пребывал до этого[211].

Назавтра после этого великого дня голос сказал Иосифу-сыну:

– Ступай прямо к морю: тебе следует пойти и населить землю, обетованную твоему потомству; когда достигнешь берега, то, за неимением корабля, ты выступишь вперед и расстелешь наподобие ладьи свою сорочку: она расширится соразмерно числу тех, кто будет свободен от смертных грехов.

Иосиф-сын, прибыв на берег моря, снял с себя сорочку и, распластав ее по воде, первым ступил на один из рукавов, следом отец его Иосиф – на другой. Впереди них уместились Насьен и носильщики ковчега; волны, их несущие, не замочили даже подошвы их ног. Энигея, Брон, Элиаб[212] и двенадцать их детей взошли на середину сорочки, которая раздалась сообразно числу прибывших; их примеру последовали все остальные. И так оказалось их числом сто сорок восемь. Два иудея, наполовину обращенные, Моисей и отец его Симон, хоть и мало верили в силу сорочки, захотели попробовать ступить на нее: едва они сделали три шага, как их поглотили волны, и прочие люди, оставшиеся на берегу, подобрали их с превеликим трудом. Что до Иосифа и всех, кто за ним последовал, они отплыли, невзирая на просьбы тех, которые оставались на суше и умоляли их подождать.

– Ах! безумцы! – сказал им Иосиф-сын, – вас удержал грех сладострастия. Беды ваши не исчерпаны до конца; принесите покаяние и станьте достойны воссоединиться с нами в скором времени.

После нескольких дней плавания Иосиф-сын и его спутники достигли Великой Бретани, где мы попросим их подождать, чтобы дать нам время вернуться к другим персонажам романа, и прежде всего к королю Мордрену.

Его вскоре после отъезда Иосифа посетило новое сновидение и явило ему в форме, для нас очевиднейшей, но для него весьма темной, славный жребий детей, коим предстояло родиться от него и от его шурина Насьена. И пока он тщетно испрашивал толкования у своих приближенных, страшный удар грома потряс дворец; рука, простертая из облака, схватила его за волосы и увлекла на середину моря, на крутой утес, в семнадцати днях пути от Сарраса. Велико же было горе баронов этой страны, когда они узнали, что он пропал. Насьена обвинили в том, что он убил его в надежде воцариться на его месте. Подстрекаемые рыцарем-изменником по имени Калафер, бароны схватили Насьена и ввергли в темницу, объявив ему, что он оттуда не выйдет, покуда им не вернут короля Мордрена.

Пустынная скала, на которую тот был заброшен, называлась Скалой Погибельной Гавани[213]. Она возвышалась посреди моря, на той линии, что от земли Египетской ведет прямо к Ирландии. Вдали, так что едва хватало глаз, различимы были справа берега Испании, слева – земли, образующие последний окоем Океана. Немногие остатки строений, однако, свидетельствовали, что некогда Скала была обитаема. И в самом деле, она долго служила приютом знаменитому разбойнику по имени Фокар, который на самой вершине воздвиг замок, где могли укрыться двадцать его товарищей; но, поскольку их обычно бывало втрое или вчетверо больше, прочие ютились на многих галерах, причаленных под небольшим навесом, и каждую ночь они зажигали огромный факел, дабы зазвать проходящие суда на стоянку на этом островке, как в спасительной гавани. Но подходы к нему были столь опасны, что суда эти разбивались о скалы, так что путники не могли спастись или от буйства волн, или от такового разбойников, предававших смерти тех, кого не поглотило море.

Фокар вкушал плоды своих преступлений, когда великий Помпей[214], император, совершал путь из Греции в Сирию после того, как принудил весь Восток к Римскому игу. Узнав о