в схватку, терзают друг друга и умирают от ужасных ран, нанесенных взаимно. И потому самка, оставшись одна, продолжает свой род так, как мы только что видели; ее именуют Серпелион[221].

Досадно, что столь чудесная и редкая птица появляется здесь лишь для того, чтобы устрашить несчастного короля Мордрена и отнять у него кусок хлеба.

Но за минутами страха последовали часы более радостные: король, даже не вкусив пищи, почувствовал себя насыщенным в полной мере; не однажды прекрасный муж возвращался свидеться с ним, и, однако же, увещевания того не помешали ему уступить последнему обольщению красавицы; но ведь сколь многое уже довелось ему претерпеть! Он очнулся заброшенным на безводный богомерзкий утес, коего часть откололась только что и с грохотом упала в море; жесточайший град и злейший холод сменялся палящей жарою; и негде было укрыться от ветров, стужи, града, от вовсе нестерпимого зноя раскаленного солнца; а перед ним – судно, сверкающее красками, где сулили ему мирное прибежище, роскошное изобилие всего на свете, любовь прекраснейшей в мире женщины. Прежде он был недоступен подобным соблазнам. Буря прекратилась, дневная жара спала, воздух вновь очистился и прояснился, когда он увидел, как приближается большой корабль, на башне которого висели два щита с гербами; он не усомнился, что гербами этими были его собственный и его шурина Насьена. Он услышал ржание своего коня, которого признал без труда по тому, как тот приплясывал и бил копытами. Когда корабль коснулся скалы, Мордрен подошел к нему и увидел, что он полон людей, одетых по-благородному; первый же рыцарь, которого он заметил, был брат его сенешаля, убитый в последней битве при Оркане. Рыцарь приветствовал короля:

– Сир, – молвил он ему, проливая слезы, – я принес печальные новости: вы потеряли лучшего из своих друзей, герцога Серафа, вашего шурина. Он там, на этом корабле, мертвый.

Тем временем он протянул ему руку, помог ему взойти на корабль, показал ему гроб, который якобы заключал тело Насьена, затем поднял покров, его скрывающий, и Мордрен узнал лицо своего родича. Он упал без чувств; когда же он пришел в себя, Скала Погибельной Гавани была уже в столь большом отдалении, что он едва мог различить ее как точку в пространстве. По счастью, скорбь не помешала ему сотворить крестное знамение, и внезапно исчезли мужчины и женщины, ему видимые, и сам гроб, и то, что в нем было. Он остался на корабле один, скорбя о заблуждении, подвигнувшем его поступить вопреки велению Бога, покинув Скалу Погибельной Гавани.

Тут явился прекрасный муж, столь часто приносивший ему добрые слова утешения.

– Осуши свои слезы, – сказал он ему, – но готовься к новым испытаниям. Для начала ты не станешь принимать пищи, пока не воссоединишься с Насьеном; а твое освобождение последует вскоре за его прибытием. Это дух лжи возвестил тебе о его смерти; это демон, которому под личиной прекрасной дамы, а потом рыцаря удалось, наконец, завлечь тебя на свое судно; крестное знамение, коим ты сумел оградить себя, изгнало злых духов. Впредь остерегайся таких уловок получше.

Прекрасный муж исчез, а корабль блуждал по волнам два дня и две ночи. На третий день Мордрен увидел, как приближается некий человек, несомый двумя птицами по зеркалу вод; подойдя вплотную, человек этот осенил море широким крестным знамением, затем двумя руками окропил все части корабля.

– Мордрен, – промолвил он, – знай же, кто твой хранитель, во имя Иисуса Христа. Я Салюст, тот самый, кто обязан тебе прекрасной церковью в городе Саррасе. Агнец Божий велит мне открыть для тебя смысл последнего сна, виденного тобою, прежде чем ты покинул свои края. Ты узрел, как из груди твоего племянника исторглось большое озеро, откуда проистекли восемь рек, равно чистых и прозрачных; затем девятая, чище и обширнее прочих. Человек, обликом подобный истинному распятому Богу, вошел в это озеро, омыл в нем свои ноги и руки. Из озера перешел он в восемь первых рек, а когда подступил к девятой, то совлек последние свои одежды и погрузился в нее весь. Итак, озеро означает сына, который родится от твоего племянника и до которого Бог будет снисходить всегда, по причине его добрых мыслей и добрых дел. От этого сына произойдут напрямую один за другим восемь героев, наследников добродетели своего предка. Но девятый превзойдет их всех в целомудрии, в достоинстве, в доблести, в великих ратных подвигах. Иисус Христос омоется всецело в его деяниях: и коль скоро этот сон позволил тебе узреть Господа в полной наготе, прежде чем ты воссоединишься с Ним, сие означает, что Он намерен открыть ему все свои таинства, ничего не оставить сокрытым от него и дозволить ему, в конце концов, постичь все тайны Грааля[222].

Сказав так, святой Салюст[223] исчез.

Таковы были приключения короля Эвалака, ставшего Мордреном, вплоть до того дня, когда он вновь найдет действующих лиц, составляющих его семью. Мы вернемся к нему, когда речь пойдет о не менее удивительных испытаниях, выпавших на долю его шурина Насьена, его жены Сарацинты и его племянника Селидония.

Рассказ об этом в романе изрядно длинен; мы его сократим, насколько сможем это сделать без вреда для ясности всего сочинения.

III. Приключения Насьена. – Вертлявый остров. – Корабль Соломона

Как мы уже знаем, Насьена сочли виновным в исчезновении его шурина, короля Мордрена. Калафер, самый злобный из обвинителей, велел бросить его в темницу вместе с сыном-отроком, любезным Селидонием. Но не во власти Калафера было удержать его там долго. Насьен, ободренный пророческим сновидением, узрел, как некая рука отверзла своды темницы. Рука сия ухватила его за волосы и перенесла на расстояние тринадцати дней пути от города Орберик, на остров, который мы опишем далее. А недолгое время спустя безбожный Калафер, увидав, что юный Селидоний чудесным образом ускользнул от смерти, которую он ему готовил, сам был поражен смертью. Но прежде чем о том рассказывать, последуем за Насьеном в те края, куда поместила его таинственная рука.

Это был остров, расположенный посреди Восточного моря. Жители той страны называли его Вертлявым островом, и не без причины, каковая ниже будет представлена. Ибо здесь всему, о чем повествуется, дается объяснение. Будь это не так, в Граале можно было бы найти лишь хитросплетения словесные и почерпнуть из него одни только смутные тени идей. Но в книге сей – истории всех историй, – не должно допускать ни малейшего сомнения в истинности того, что