Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Где она?.. — пишу ей сообщение.
— Пока не с ним, чего париться?
— А он где?
— Не знаю…
Тушу сигарету.
— Пойду прогуляюсь, — поднимаюсь я.
— Терминатор! — качают головой пацаны, ложась спиной на ствол.
Я терминатор, да. Меня нагрузкой хрен положишь.
— Здесь яблоки, бананы, йогурты, батончики протеиновые… Выздоравливай. Ты нам очень нужен, Бессо.
Бес без настроения, молчалив, бледен…
— Тебе не нужно возвращаться на базу, Алёнка.
— Артём после кросса с серьёзной травмой, — опускаю взгляд. — Завтра курс инъекций у старших начинается.
— Там Люба.
— Люба обычная медсестра, Бессо. Она может таблетку дать, давление измерить и к врачу отправить. А Артему нужна реабилитация — массаж, инъекции, ортезы.
— Я сниму Артёма со сборов.
— Он будет просто в восторге! Супер мотивация! Парень имеет все шансы победить в своей категории. Я проколю его регенератором, поставлю ортез. Он сможет! А всех остальных тоже снимешь? Тарханова, например?
— Тарханов — это косяк, — недовольный вздох.
— Да. Это мой косяк, — накрывает меня. — Я же теперь монашка до скончания веков, правильно? Любое моë общение с мужчиной — подстава. Так? Потому что наш чемпион — это честь школы и твоей семьи. И ему позволено то, за что любой другой сядет.
— Стоп-стоп… Нет. Я не это имел в виду! Конечно, ты имеешь право на общение и отношения. И я не чемпионство его спасал! — заводится Бес.
— Ладно. Извини.
— Я чувствую себя беспомощным! — злится. — Находясь здесь, я не могу тебе гарантировать того, что обещал. И только поэтому прошу тебя…
— Я знаю. Но я всë равно поеду. Я не могу так больше. Мы оба пленники с тобой его неадеквата. Так нельзя жить!
— Что я мог сделать, Алëн? Нет, наверное, что-то мог… — трет он лицо.
— Да ничего ты не мог! Прекрати винить себя. Не ты виноват. И не я. Тогда нужно было так. Я тебя понимаю. Но сейчас — всë!
— Я поговорю с Рустамом. Я поговорю с Маратом. С пацанами поговорю. Я готов говорить с кем угодно, черт возьми! Но я не могу присутствовать и гарантировать… Позови врача, пожалуйста. Может, можно, бандаж какой-то надеть?
Приподнимается на локтях.
— А вот этого не надо! — давлю на плечи, укладывая обратно. — У тебя полостная была. Не вздумай вставать раньше времени. Всë будет нормально. Я не буду его провоцировать. Но и план тренировок из-за него срывать мы не будем.
И да — ему хочется сказать, ты имеешь право на отношения. Но не в среде! Не на виду у Рустама! Потеряйся и всем станет легче жить!
Но он никогда не скажет. Бессо болезненно справедлив в ущерб себе.
Да мне и на надо говорить. Я лучше него это знаю и понимаю. Что в среде — это моветон! А на виду — подстава! Но вот беда — Тарханову наши понималки по барабану!
А если я сейчас откровенно дам заднюю, то вообще не предсказуемо, как взбрыкнет Марат и что вычудит. Да я и не могу…
Сижу, виновато смотрю на Бессо. Ему и так хреново, а тут я ещё вынесла на эмоциях. Сжимаю его руку.
— Просто выздоравливай. Без тебя нашей школы нет. Ты наш «папа», — улыбаюсь ему.
Сжимает руку в ответ.
В конце концов, мне надо уметь самой заботиться о себе.
— По акциям «папа» теперь Рустам, — ухмыляется недовольно. — Он выкупил долю одного из братьев. Но если мы возьмём первые места на этих соревнованиях, то у меня будет сумма, чтобы выкупить долю старшего брата. И мы будем в равных правах.
— Вот! А ты говоришь, Артёма снять. Нельзя никого снимать. А новый мальчик из Европы в эти сборы не попадает?
— В следующем сезоне только. Но там неплохая подготовка. Думаю, выйдет со всеми на татами. Надо его заявлять.
— Я подготовлю документы.
— Звони мне почаще. Если что-то вдруг срочное у Тарханова ключи от моей тачки. Но просто так пусть без страховки не гоняет.
Прощаемся.
В магазине покупаю творог и клубнику. Заезжаю домой, в съёмную студию, чтобы перекусить. Поливаю цветы. Звоню Любе, выясняю, как там обстановка. Пока болтаем, взбиваю омлет.
— Черт… Молока перелила.
Решаю, добавить муки и сделать блинчики. Фарширую их творогом и ягодой. Ловлю себя на мысли, что готовлю для Марата.
Съев один, остальные складываю в контейнер.
И можно ещё конечно побыть дома. Но тревога скребет так, что мне практически больно находиться вне базы. Потому что я тоже ничего не контролирую. Представляю каково Бессо!
Снимаю любимые шорты. В таких нельзя ходить при Рустаме. Он будет беситься. Надеваю длинный льняной сарафан. С собой беру брюки.
Вызываю такси. Забираю пакеты в аптеке.
Возвращаюсь уже по темноте. Издали вижу, что у бассейна тусовка. Фонари, музыка. Оглядываюсь, услышав шаги сзади.
Подхватив за талию, меня утягивают с дорожки в сторону. Не успеваю даже пикнуть, ладонь закрывает мой рот.
— Ччч… Привет.
— Тарханов! Напугал.
— Почему телефон выключен?
— Аа… Я симку сменила.
Номер старой как-то узнал Рустам. Не хочу…
— А написать? Позвонить, м? — с претензией.
Растерянно хлопаю глазами. Я уже и отвыкла как-то…
Забирает пакеты.
— Так, погоди… — хватаюсь за лоб. — Нам надо поговорить.
— Хреново звучит.
Хреновая ситуация у нас потому что!
Оглядываюсь. Нет никого.
— Пойдём, — забегаю на крылечко административного корпуса. Завожу его в кабинет. Запираю дверь.
Он смотрит мне настороженно в глаза. Так, словно стоит мне слово сказать про то, о чем собираюсь и будет бунт. Черт, как с ним договориться? Сорок градусов в этом мальчике! Поднеси спичку — вспыхнет!
— Сядь, пожалуйста, — показываю ему на кушетку.
Настраиваюсь, разбираю пакеты с ампулами. Достаю контейнер.
— Я тебе блинчики приготовила.
— Что?? — недоверчиво.
— Блинчики… — разворачиваюсь. — С творогом.
— Мне блинчики? Сама??
— Тебе!
— Мм.
Озадаченно смотрит на контейнер. Ставлю его на стол.
— Съешь, хорошо?
— Окей.
Так, не растопился блинчиками. Всë также насторожен. Словно мы на татами с ним, и он ожидает атаки.