Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хочешь забрать ГПЗ в НТК?
— Не хочу. В НТК своих проектов хватает, что мне вздохнуть иной раз некогда. Но вот ставленников Орджоникидзе я бы с этого строительства заранее убрал, а то с ними и завод будут несколько лет строить, и продукцию он хорошую очень нескоро выдавать начнет. Да еще и Старуха начинает истерики закатывать…
— Может, ее замуж отдать?
— Я бы отдал… но идти туда, куда она меня послала после такого предложения, мне что-то не очень хочется. Да и рановато ей еще, семнадцать недавно исполнилось… а истерики она по иному поводу закатывает. И даже не так, она меня до истерики доводит по разным поводам. Заводы, видите ли, у нас медленно стоятся… и опытные сельхозпредприятия. Алюминия ей не хватает…
— Она же вроде сама валюты зарабатывает столько, что уж алюминия на опыты купить может не задумываясь.
— У нее поговорка постоянная, по любому поводу использует: «поддержим отечественного производителя». Выдала обоснование какое-то, что для того, чтобы алюминий правильно, по ее мнению, производить, нужно в электролизерах ток держать не меньше ста пятидесяти килоампер. А у нас всего сорок пока…
— Это где это «у нас»?
— Да на опытном заводе, там алюминий для Керченского завода делается, чтобы сталь раскислять, ну и для ее ядохимиката, которым зерно от вредителей в хранилищах защищаться должно. Этот ядохимикат она пока просто из боксита делает, но, говорит, из металла дешевле получится и быстрее. Но не получается, все, что сейчас производится, идет сталеварам в Керчь…
— Ты со своим НТК меня когда-нибудь с ума сведешь! Мы тут мечтаем на Волховской ГЭС завод алюминиевый пустить, а у тебя, оказывается, уже производство налажено… а зачем нужно сто пятьдесят килоампер?
— Старуха говорит, что экономика должна быть экономной. Там сколько-то тока уходит на нагрев электролизера, причем уходит одинаково независимо от его мощности. И если сейчас на нагрев тратится две трети электричества, то при таком токе на нагрев уйдет чуть больше десяти процентов. И на тонну металла протратится не сорок пять мегаватт-чесов, а всего пятнадцать.
— А почему же…
— А потому что те, кто завод на Волхове проектирует, говорят, что «американцы так не делают». Я же говорю: хочется мне снова у нее отравы попросить для команды товарища Орджоникидзе…
— Не надо. А вот мне, думаю, со Старухой все же стоит познакомиться. Не из-за отравы…
— Сейчас, боюсь, не получится. То есть всерьез поговорить с ней не получится. Она только о грядущей засухе и думает, а если что-то другое у нее спрашиваешь, то впечатление складывается, что со стенкой говоришь: она просто тебя не слышит.
— И как тогда она вообще с людьми-то общается?
— Да она мало с кем вообще сейчас общается. Разве что со мной, да и то, чтобы нервы мне потрепать. Представляешь — в университет поступил настоящий князь! Ну, какие-то бдительные комсомольцы это узнали, не наши, а с факультета марксистской философии… Старуха мне такую истерику закатила! Пришлось этого Голицына в университете оставить, а бдительных…
— Я думаю, что она сама из дворян. И гимназию она и в самом деле окончила… хотя скорее, с таким талантом, да в двенадцать лет… наверное, ей вообще частных учителей нанимали.
— Тогда уж не в двенадцать, а в десять: почти два года до того, как она в Москву поехала, люди ее знали, а на заставе той точно никаких гимназий не было. Разве что мать ее тоже была не той, что в документах написано было, и сама ее учила…
— Не будем гадать, все равно без толку такие гадания. И я же просил: не надо копаться в ее прошлом. А поговорить… я как раз про засуху поговорить и хочу. Но, скажем, неофициально. На чай в гости пригласишь?
— Конечно. Только вот надо время подобрать, чтобы и она ко мне в гости зайти смогла…
Примерно в это же время в «столовой» на улице Огарева сидели и обедали три заведующих кафедрами университета. Две — с химфака: Вера и Саша Новосёлова, а третья — с биофака — Анна Быховская, которая одновременно была и деканом этого факультета. А собрались они далеко уже не в первый раз, эти «обеденные посиделки» стали практически традицией. Потому что от университета к Вериной квартиры идти было десять минут неспешным шагом, а домашняя кухня куда как вкуснее и для организма полезнее. Ну а так как из «начальства» особ женского пола с бывшего физмата было всего трое…
И разговор у них, как это обычно на таких обедах и было крутился вокруг «учебного процесса»:
— Вот не пойму я, — пожаловалась подругам Аня, — вроде как после передачи факультета в НТК студент пошел вменяемый в основном, но поди ж ты, опять нашлись буяны. Какое-то общество организуют, требования выдвигают, чтобы в университете, как и в других институтах, устроили эту ублюдочную групповую систему обучения.
— А ты мне списочек буянов принеси, — проглотив очередную ложку супа, отозвалась Вера. — Вылетят они из университете быстрее собственного визга. У нас не какой-то там балаган, а серьезное учебное заведение, и кто учиться не хочет, тот пусть валит куда подальше.
— А ты, как комсомолка, не можешь им объяснить, что они не правы?
— Могу, вот только пользы от этого чуть меньше чем вообще нисколько. Ты же, как коммунистка, даже не попыталась это сделать — потому что понимаешь, что смысла нет. Если человек уже готов не учиться, а только делать вид — то он и дальше будет лишь вид делать, что учится. Может быть даже хорошо будет вид делать, и даже экзамены сдаст на отлично — но работать он пойдет все равно для того, чтобы ничего не делать.
— Мне кажется, что ты ошибаешься.
— Когда кажется, креститься надо. Или что там у вас в таких случаях делают… в общем, я не ошибаюсь. А буянов нужно давить не потому что они сами буянят, а для того, чтобы у них