— Она попросила меня вручить его вам, если окажется, что вы не ждете ребенка от Малкольма.

— О. — Она задумалась над этим, чувствуя легкую дурноту. — А если бы я ждала его ребенка, что тогда?

— Ну, это теперь вопрос гипотетический, не так ли? — мягко произнес он, встревоженный её внезапной бледностью. Эта юная леди ещё не выбралась из глухой чащи, ей ещё далеко до края леса.

— Я хочу знать.

— Меня попросили передать вам это письмо, если ваши месячные начнутся, Анжелика. Вы хотите вернуться прямо сейчас? Я принесу его вам в комнату.

— Благодарю вас, но я… я подожду, пока вы его заберете, подожду у фактории Струана. — Она пришпорила лошадь и закончила этот круг, не замечая остальных всадников — все они, не отрывая взгляда, смотрели на неё. Подчинившись внезапному капризу, она свернула на тропинку и пустила лошадь галопом, чтобы голова очистилась от страха. Она пустила в ход шпоры, колени, руки, и вскоре её лошадь уже стлалась над землей, несясь во весь опор.

Впереди поднимались два церковных шпиля и внешняя ограда, к которой снаружи приткнулась Ёсивара, окруженная своей собственной стеной, мост между ними и караульное помещение. На какой-то миг разум перенес её в прошлое, и ей показалось, что она в панике несется к ним бешеным галопом, оставив позади залитую кровью Токайдо, шляпка слетела с её головы, одежда порвана, горло сжимает смертельный страх. Она натянула поводья, и виденье растаяло — каким древним оно показалось ей. С ней остался страх другого рода. Она бросила свой жребий.

Тесс писала:

Я уверена, вы согласитесь, нам нет нужды обмениваться любезностями, которые лишены меж нами всякого смысла.

Я рада, что вы не носите ребенка моего сына. Это все упрощает в будущем и избавляет нас от лишних неприятностей. Я не принимаю и не признаю вашего «брака» или того, что вы имеете юридические права на какие бы то ни было притязания, — напротив.

К тому моменту, когда вы прочтете это письмо, «Благородный Дом» начнет новую эру либо окажется на грани банкротства. В первом случае это произойдет отчасти потому, что вы послали ко мне того человека.

Поэтому в качестве награды первому, кто нашел клад, я помещу капитал в Английский банк на доверенности, необходимый для обеспечения вас доходом в две тысячи гиней в год — если, в свою очередь, вы предоставите мне в течение тридцати дней от сего числа (когда было установлено, что ваши месячные начались) письменное согласие со следующими условиями:

Первое, вы отступитесь и откажетесь раз и навсегда от всех и всяческих притязаний, которые могут возникнуть в воображении вашем и ваших представителей, на несуществующее наследство моего сына — вы понимаете, что как младший член семьи и не будучи официально признан тайпэном он не мог оставить никакого наследства.

Второе, вы согласитесь отказаться от всяких притязаний и согласитесь никогда впредь не пользоваться титулом «миссис Малкольм Струан» в какой бы то ни было форме. (Для сохранения лица вашего я предлагаю вам «с сожалением» принять такое решение, поскольку, будучи католичкой, вы принимаете тот факт, что не были обвенчаны по закону вашей веры и вашей Церкви; говоря это, я отнюдь не считаю церемонию действительной по любой иной причине.)

Третье, вы больше никогда не появитесь в Гонконге иначе чем проездом, не будете искать встречи со мной, писать мне или иметь какие бы то ни было контакты со мной или моими потомками в будущем.

Четвертое, ваше письменное согласие, официально заверенное сэром Уильямом Айлсбери, посланником Её Величества в Японии, будет доставлено мне сюда, в Гонконг, доктором Хоугом в качестве гарантии не позже 12 февраля, немногим больше чем примерно тридцать дней от сего дня (того числа, когда было установлено, что ваши месячные начались).

Последнее, если вы повторно выйдете замуж в течение года, капитал будет увеличен таким образом, чтобы ваше ежегодное содержание составило три тысячи гиней в течение первых десяти лет. По вашей смерти капитал отходит мне или моим наследникам.

В течение трех недель после прочтения сего, пожалуйста, освободите занимаемые вами помещения в здании компании. С сегодняшним письмом я дала мистера Альберту Мак-Струану соответствующие указания, кроме того, с сегодняшнего дня ваш кредит в компании Струана закрывается и любые расписки, выданные или якобы выданные моим сыном и удостоверенные только его печатью, не принимаются к оплате — за исключением тех, на которых стоят его личная подпись и дата, каковые расписки сохраняют свою полную силу.

Если в течение трех недель ваше письменное согласие будет подписано и готово для передачи доктору Хоугу, мистер Мак-Струан уполномочен немедленно предоставить вам кредит в пятьсот гиней в счет вашего гарантированного содержания, которое будет оформлено в течение тридцати дней; годовая сумма будет выплачиваться равными частями каждые три месяца.

В случае если вы отклоните изложенные выше условия (даю вам мое честное слово, что они окончательны и не подлежат обсуждению) или я не увижу доктора Хоуга до специально оговоренной здесь даты, 12 февраля, на следующий день, 13 февраля, мои адвокаты подают на вас в суд по полному списку обвинений, которые я и они считаем оправданными; первым из них будет то, что вы с заранее обдуманным преступным намерением вызвали смерть моего сына.

Маленький совет: мистер Скай, возможно, станет юлить, изворачиваться и вопить, что это давление, что это угрозы в адрес вашей особы. Это не угрозы. Мои юристы утверждают, что это не угрозы, что это щедрый, законный способ устранить утомительную проблему, которую мой сын, по одному ему известным неразумным причинам, создал для нас.

Пожалуйста, попросите доктора Хоуга вернуться как можно скорее с вашим письменным согласием или отказом. Тесс Струан, 28 декабря, в год Господа Нашего 1862, в Гонконге.

Горнт поднял глаза от письма.

— Не соглашайтесь.

— Именно это мне сказал и мистер Скай. — Ярость Анжелики тут же улеглась немного. Она села в своё высокое кресло, напряженная и с твердым выражением лица, Горнт сидел напротив неё, они находились в её будуаре. — Я рада, что вы согласны. Я отплачу этой… этой женщине той же монетой, сегодня же днём!

— Нет, это было бы ошибкой. Я говорю, не начинайте с ней драку, хуже этого вы ничего не можете придумать. Договоритесь с ней.

Цвет её лица опять приобрел пепельный оттенок, это было больше чем гнев.

— Вы говорите, чтобы я приняла эти… эту мерзость?

— Я говорю только то, что со временем вы можете пойти на компромисс, — сказал он; разум его работал логично и четко, хотя грудь и горло словно сдавила невидимая рука. — Я уверен, что смогу добиться для вас лучших условий.

— Условий? Значит, вы действительно предлагаете мне в принципе принять это? Принять это? Я думала, вы боец и мой друг, но вы допустите, чтобы она протащила меня лицом по грязи и это сошло ей с рук?

— Я знаю, она сказала, что все это не подлежит обсуждению, я этому не верю, я могу добиться большего. Её исходное предложение, две или три тысячи, уже позволяет вам жить безбедно. Пять тысяч — и вы стали бы богаты.