соврет — не дорого возьмет. Кто знает, куда и зачем она плавает? Небось и русалки не обо всем знают, а, госпожа?

— О чем ты? — удивилась Селеста, а я только улыбнулась.

— Что, угадала? — спросила Берта. — Ну, трудно не признать морской народ, если встречал их когда-нибудь, а я встречала, и не раз.

— Марлин, так ты что… — недоуменно произнесла Селеста, а я написала ей: «Я родилась русалкой. Морская ведьма дала мне ноги в обмен на мой голос».

— Но зачем ты…

«Клаус, — ответила я. — Я влюбилась в Клауса».

— А он, выходит, так и не догадался, кто ты такая на самом деле? — тихо спросила она, а я покачала головой. Для него я навсегда осталась странным найденышем. — А Эрвин знает?

Тут я кивнула несколько раз. Уж он-то вытащил из меня все, как опытные рыбаки выуживают хитрых рыб из-под замшелых камней!

— Вот так дела… — Селеста встряхнула головой. — И тут ведьма постаралась! И все следы, как ни крути, ведут к принцам…

«Меня ведьма не обманула, — написала я и подчеркнула это несколько раз для пущей доходчивости. — Мне ее винить не в чем. А теперь она и вовсе хочет меня увидеть, сестры сказали. Да ты же сама слышала!»

— Я думала, это мне привиделось, — сконфуженно произнесла она. — Киты, ночное море, русалки… и… ой, этот ужасный напиток!

— Вовсе и не ужасный, — проронила Берта. — Мне ведьма тогда тоже дала глотнуть, а то я совсем окоченела. Я как запах почуяла, так сразу его узнала, хотя уж столько лет прошло… — Тут она задумчиво почесала за ухом черенком трубки и спросила: — Госпожа, а когда вы с ведьмой сговаривались, она поставила какое-нибудь условие?

Я кивнула и в очередной раз объяснила, какое именно, не забыв упомянуть, что я должна была умереть на рассвете, если бы Клаус женился на другой. Либо же убить его и вернуться в море, припомнила я кинжал. (Как хорошо, что мне удалось сберечь его! Я намертво прикрутила ножны к запястью шелковым шнурком, когда избавилась от платьев, а когда очнулась, кинжал лежал на столике возле кровати. Должно быть, Анна понимала, что эта вещь мне очень дорога, и не просто дорога, а жизненно необходима!)

— Многие пошли бы на убийство, лишь бы самим выжить, — проронила Мари. — Но Клаус так и так умер. И другие тоже, один за другим… Уж простите, госпожа, я буду их по именам называть, я их с младенчества помню… А то покамест выговоришь «его высочество такой-то» да «его высочество сякой-то», пора будет стол к ужину накрывать!

Я кивнула, Селеста тоже. Что проку в этих именованиях сейчас, в разговоре между нами пятью?

— Вот мы и вернулись к тому, с чего начали, — задумчиво сказала Анна. — У мачехи не вышло извести пасынков сразу, и тогда она надоумила Элизу, как якобы спасти их… Нет-нет, не перебивайте, не то я запутаюсь! Вот хоть режьте меня, а я уверена, что королева Лаура и та ведьма — одна и та же женщина, как госпожа предположила.

— Почему же Элиза ее не признала? — подозрительно спросила Мари.

— Тьфу ты, селедка старая! Да как же ты признаешь ведьму, если она того не желает? — рассердилась та. — Взяла переоделась, морок навела — вот и дело сделано! И то, я еще подумала: когда Элизу из дома-то выгнали, больно уж легко она вышла именно на то место, где братья в путь собирались… А до того — верно я помню? — у них ведь не получалось даже словечком с ней перемолвиться. Сдается мне, неспроста это, ох, неспроста…

— Выходит, ведьме надо избавиться от принцев, — подытожила Берта. — Убрать их прочь из этих краев, чтобы и духу их здесь не было! Не получилось разом — решила действовать исподтишка, да еще якобы с добрыми намерениями… С Элизы что взять, девчонка еще неразумная, голову ей задурить ничего не стоило, это уж будьте-нате. А там она, поди, и сама поверила во все, что наговорила!

— А еще Оллеман, — вставила Селеста. — Отчего он обратил внимание именно на Элизу? Да, она красива, а в его краях белокурые девушки редкость, но… В его распоряжении десятки наложниц и рабынь, и многие из них еще красивее Элизы! Но ведь он женился на ней, на немой незнакомке, и, наверно, это тоже случилось не просто так! Может, его ведьма разума лишила, а может, рассказала, кто такая Элиза на самом деле и какую выгоду можно получить от такого брака? Мы ведь уже говорили о том, что Оллеман не отказался бы заполучить здешние земли!

Я кивнула: рассуждения Селесты были не лишены здравого смысла.

— Вот уж точно, целый заговор получился, — вздохнула Мари. — А и что мы можем сделать? Старые да малые… Мужчин справных рядом нет, разве только рыбаков позвать? А что они сделают против бойцов Оллемана?

— А почему ты думаешь, будто те сюда заявятся? — прищурилась Анна.

— Как это почему? За девочками придут, конечно же, — вместо нее ответила Берта и указала на нас трубкой. — Мертвыми их никто не видел. Ну а если они живы, куда им податься? Либо к госпоже Селесте на родину, но туда добираться шибко далеко, либо в обитель, а там проверить легко… Или же сюда, на этот берег.

— Так зачем они нужны-то? — не поняла Анна.

— Они все же жены принцев, — сказала Мари. — Кто-то может решить, что посадить на трон госпожу Селесту будет выгоднее, чем сына Элизы. С отцом госпожи Селесты мы пусть и не близкие соседи, но зато старый король всегда был с ним в добрых отношениях. А королевство то сильное, может и помочь, случись что… А при младенце будет заморский шахди, Элизу же вовсе ни о чем не спросят. И кому это придется по нраву?

— Вдобавок, — веско обронила Берта, снова пожевав мундштук трубки, — дитя Герхарда всяко лучше, чем сын Элизы, которая и не королевской крови вовсе.

— К-какое дитя? — выговорила Селеста.

— Такое, которое вы, госпожа, под сердцем носите, — невозмутимо ответила та. — Уж будто я не вижу! Недавно совсем, наверно, сами еще не знали, а? Да не переживайте, госпожа, если после этаких передряг не скинули, то до срока всяко доносите. Такие, как вы, крепче, чем кажутся.

Селеста предсказуемо лишилась чувств. Я похлопала было ее по щекам, чтобы привести в себя, но Мари остановила меня жестом.

— Не надо, госпожа, пускай сама очнется, — сказала она. — Однако дело-то еще серьезнее, чем показалось. Раз так, то ведьма тоже может знать, что госпожа Селеста в тягости, а тогда за ней пойдет охота… Спрятать