«…Во время процесса над Рилем его свидетельствовали четыре психиатра, причем два признали его душевнобольным, а два здоровым. Риля повесили». (Ковалевский, 1995, т. 2, с. 225–226.)

Краткость характеристики не мешает предположить, что Риль страдал параноидной шизофренией, так как у него отмечались основные проявления этого психического расстройства: бред высокого происхождения и особого предназначения, а также галлюцинаторные голоса императивного характера. Течение болезни, видимо, носило эпизодический характер; при обострениях Рилъ подвергался госпитализации. По современным критериям он, безусловно, должен был быть признан невменяемым, как страдающий хроническим психическим заболеванием, и освобожден от наказания (и тем более от казни).

РИЛЬКЕ (Rilke) РАЙНЕР МАРИЯ (1875–1926), австрийский поэт.

«Жизнь моя куда стремится?» Рильке, 1898

«Он рос единственным сыном авторитарного отца-военного и достаточно легкомысленной матери… Старшая сестра поэта умерла рано, и его мать, в сумасбродной попытке сберечь память умершей дочери, одевала своего сына в девичьи наряды». (Доерр-Зегерс, 2000. с. 8.)

«Гиперсензитивный шизоид. Бионе-гативная личность с отчетливой близостью к психозу». (Lange-Eichbaum, Kurth, 1967, с. 505.)

«Совместная жизнь с женой и матерью его единственной дочери продолжалась, однако, лишь несколько лет из-за склонности Рильке к беспокойству, которое не давало ему долгое время оставаться на одном месте и быть привязанным к одному человеку…. С детства он страдал от тяжелых состояний тревоги и страха смерти, состояний, которые не покинули его до конца его дней. Лу Андреас-Саломе318, бывшая его первой женщиной и затем другом, будучи близка с Фрейдом, имела много связей в психоаналитическом мире. Поняв, что Рильке страдает от тревоги и меланхолии, она настоятельно предложила ему пройти курс психоанализа…. Из анализа его собственных описаний можно заключить, что Рильке страдал от перирдических приступов меланхолии… главными проявлениями которой были потеря работоспособности и отсутствие вдохновения. Но помимо этого он страдал от более или менее постоянной тревоги, с детства и до самой смерти. Эта тревога проявлялась во время приступов меланхолии, но не исчезала и по миновании последних; жизнь продолжалась, и в душе поэта снова появлялись стихи». (Доерр-Зегерс, 2000, с. 8—10.)

«Вел уединенный, почти отшельнический образ жизни». (Дымник, 1935, с. 668.)

«В последние четыре года перед военной катастрофой поэт сменил около пятидесяти различных мест, задерживаясь там ненадолго или чуть дольше, — столь сильным было его беспокойство и ощущение, что в парижской уединенности уже невозможно укрыться. Его тянет к людям, хотя он и знает: “Плохи мои дела, если я начинаю ждать людей, нуждаться в них, озираться в поисках людей: ведь это еще больше нагоняет на меня тоску, вызывая чувство вины….” (Письмо Лу, 28 декабря 1911)…Он жалуется на нервное недомогание (“моя телесность рискует стать карикатурой моей духовности”), обсуждает с Лу возможность подвергнуться психоанализу…» (Хольтхузен, 1998, с. 159–160.)

«На самом деле это страдание, видимо, было необходимо ему для творческой работы; именно на такой вывод наводят те причины, которыми Рильке объясняет свое решение отказаться от курса психоанализа…. Но в письмо… Рильке не только признает важность страдания для творчества, но и серьезно осуждает любые попытки изменить судьбу. Он говорит, что диагноз и лечение, предлагаемые психиатром… действительно могут “очень облегчить”, но могут также нарушить “высший порядок” (судьбу? святое провидение?), к которому он хочет принадлежать, даже если это означает его гибель. Человек, и особенно человек творческий, не контролирует свою судьбу и потому не имеет права самовольно изменять природу, данную ему Богом, ибо это может повредить творческой работе…. Нет другого способа лечения для творца, чем дать ему возможность творить. Рильке говорит о существовании болезни гения, отличной от болезней в медицинском смысле». (Доерр-Зегерс, 2000, с. 10–11.)

«Ведь существует давняя вражда / меж бытом и желанием творить». (Рильке. «Реквием по Полю Модерсон-Беккеру».)

«Рильке, как все, живущие на границе с хаосом, страдал от чувства непрерывной угрозы бытию, был чрезвычайно возбудим и неуверен в своем здоровье…» (Каросса, 1998, с. 260.)

«Творческие периоды перемежались у Рильке с болезненными циклами тоски, страха и беспомощности». (Эткинд, 1993, с. 28.)

[Из письма от 1922 г.] «“Я все еще думаю, что моя творческая работа на самом деле есть не больше, чем попытка самоизлечения…”…Видимо, он сам установил связь между своим страданием и творчеством…» (Доерр-Зегерс, 2000, с. 10.)

Крайне интересно отметить в патографии Рильке следующее обстоятельство: нежелание лечить свое психическое расстройство из-за подсознательного страха лишиться творческой силы. Поэт в этом стремлении не одинок (достаточно назвать хотя бы Гоголя) и, вполне вероятно, прав. Какие-то стороны творческого процесса безусловно тесно связаны с нарушениями психики. Многие авторы, как и Рильке, воспринимают сам процесс творчества как «попытку самоизлечения», которая на современном психотерапевтической языке называется «терапией творческим самовыражением».

РИМСКИЙ-КОРСАКОВ НИКОЛАЙ АНДРЕЕВИЧ (1844–1908), русский композитор, дирижер, общественный и музыкальный деятель. Член «Могучей кучки». Профессор Петербургской консерватории (с 1871 г.), директор Бесплатной музыкальной школы.

Наследственность

«Родился, когда отцу было почти шестьдесят лет». (Пунин, 1964, с. 10.)

Общая характеристика личности

«Первые признаки музыкальных способностей сказались очень рано во мне. Еще мне не было двух лет, как я уже хорошо различал все мелодии, которые мне пела мать… Способности мои были прекрасны не только по отношению к музыке. Читать я выучился не учившись, просто шутя; память у меня была превосходная: я запоминал целые страницы из читаемого мне матерью наизусть слово в слово». (Римский-Корсаков, 1955, с. 4.)

«Рано проявляются у Ники черты какой-то недетской разумности и рассудительности… Мальчик послушен, деятелен, но крайне впечатлителен. Запачкав руки, он способен заплакать от чувства отвращения… Хрупкость нервной системы сказывается и во вспышках “капризов” с неудержимым плачем и катаньем по полу, в мучительных припадках заикания. Мать, приучившая ребенка говорить плавно и нараспев, по счастью, сумела изгладить эти припадки без следа… В 1891 году возникает у Корсакова состояние нервного возбуждения, искавшее выхода в лихорадочной работе мысли. Он начинает писать книгу с необъятно расплывчатым содержанием… Набросав некоторые разделы, композитор обратил свое беспокойное внимание к темам философским, принялся за чтение “Истории философии” Дж. Льюиса, а потом и трудов Спенсера, Спинозы, торопливо занося на поля книг свои соображения, уже не умея остановить все ускоряющийся ход испортившихся часов. Появились навязчивые мысли о религии,