собой НН. Вероятнее всего, наблюдение за представителем СОЕ устанавливалось, и весьма плотное, но достаточно квалифицированное, чтобы работать незаметно. Возможно, его могло бы выявить визуальное контрнаблюдение, однако сил и средств у британской разведки в Москве на это не было. В таком случае иллюзорная свобода Хилла во встречах с советскими гражданами привела лишь к тому, на что и надеялась контрразведка, а именно к “засветке” его негласных контактов.

1944 год не внес в сотрудничество союзников ничего принципиально нового. Из заслуживающих внимания событий следует отметить появление в августе в Лондоне группы связи ОСС и НКГБ, однако особых результатов ее работа не принесла, и она вскоре была расформирована. Американцы получили разрешение разместить в Полтаве группу разведчиков для работы с экипажами своих бомбардировщиков, совершавших челночные боевые вылеты с посадкой на территории СССР. Они установили хорошее взаимодействие с советскими офицерами воздушной разведки. 8 сентября, то есть еще до первого боевого запуска V-2, британский полковник Т. Сандерс и американский подполковник О’Хара получили образцы топлива ракеты, захваченные в освобожденной советскими войсками части Польши около Близны. Вскоре ГРУ передало им дополнительную информацию о ракете, а также чертежи стартовых и испытательных площадок V-1 и V-2, схемы заправки и другие аналогичные сведения. Союзники получили также около тонны обломков ракет, однако из района Близны немцы отступали организованно, добытые детали особенную ценность не представляли. Намного важнее оказались опросы очевидцев запусков и подготовки к ним.

В начале 1944 года ОСС предоставило НКГБ детальную информацию по структуре резидентуры абвера в Турции и много отчетов своих подразделений РА и СИ, однако ожидавшегося принципиального улучшения отношений с советской разведкой это не принесло. Некоторые исследователи относят такую реакцию на счет нежелания начальника 1-го управления Наркомата госбезопасности Фитина сотрудничать, но такой взгляд представляется поверхностным. Трудно представить, чтобы в столь серьезном вопросе, как взаимодействие с американскими коллегами, Фитин действовал самостоятельно и без санкции вышестоящего руководства в лице Меркулова. В свою очередь, тот тоже наверняка подстраховался и выяснил мнение Сталина по этому поводу. Известно внимание, с которым верховный главнокомандующий относился к вопросам разведки, поэтому реакцию СССР на инициативу ОСС, точнее, отсутствие всякой реакции следует отнести именно на его счет. В декабре 1944 года Донован предпринял последнюю попытку установить плодотворное сотрудничество и передал 1-му управлению НКГБ значительный объем информации из Берна. СССР вновь не оценил добрую волю Донована, жест которого остался без ответа. Можно представить, как был впоследствии шокирован патологический антикоммунист, бывший резидент ОСС в швейцарской столице Аллен Даллес, когда на посту директора ЦРУ он изучал архивы своих предшественников и обнаружил, что результаты его работы попали в Москву. В данном случае ход событий доказал справедливость его убежденности в том, что идти СССР навстречу не следует. Руководитель ОСС вообще собирался передать советским коллегам всю имевшуюся в его распоряжении информацию, за исключением относившейся к американской оккупационной зоне Германии, но президент запретил ему это. В результате всех попыток в последний год войны в Москве действовала лишь небольшая группа сотрудников ОСС, изучавшая открытую советскую прессу.

Обстановка разведывательного сотрудничества начала резко изменяться в 1945 году. И Москву, и Лондон, и Вашингтон послевоенное устройство мира заботило значительно больше, чем проблемы борьбы с остатками вермахта. Руководителям трех государств было ясно, что военные проблемы можно оставить на попечение генералов и адмиралов, и что пришло время заняться политическими вопросами. На нижних этажах своей деятельности разведка по-прежнему выясняла секреты противника, проводила специальные операции и боролась с германской агентурой, но все это уже не требовало столь пристального внимания руководства, как раньше. Подлинное значение придавалось теперь секретным переговорам, добыванию информации о союзниках, вербовкам крупных политических фигур в расчете на использование их в качестве агентов влияния в послевоенном мире. Советская разведка уже достаточно давно и успешно занималась Соединенными Штатами и Великобританией, а они, в свою очередь, также сменили приоритеты. Теперь основной задачей американской и британской военных миссий являлось не получение от СССР информации о Третьем рейхе, а изучение советских военно-экономического потенциала и политической системы. Если до проходившей с 4 по 11 февраля 1945 года Крымской (Ялтинской) конференции разведывательному партнерству в борьбе с Германией еще придавалось какое-то значение, то после нее все изменилось окончательно. По печальной советской традиции, все работавшие с союзниками военнослужащие в дальнейшем оказались под подозрением, а часть из них отправилась в лагеря по обвинению в шпионаже в пользу Великобритании или США. Весьма больно отозвалось хорошее взаимодействие с военно-морской секцией “Миссии 30” даже главнокомандующему ВМФ, наркому Н. Г. Кузнецову. В числе прочего, его обвинили в несанкционированной передаче британцам обнаруженных на трофейной подводной лодке U-250 германских акустических торпед. Объяснения адмирала о полученном на это разрешении не были приняты во внимание, он утратил пост наркома и был понижен в звании.

Как ни странно, предоставление Советскому Союзу информации, получаемой по каналам “Ультра” и “Мэджик”, после Крымской конференции в течение некоторого времени еще продолжалось и даже активизировалось. Меры безопасности при этом были ужесточены настолько, что британцы требовали их передачи только начальнику генерального штаба. Даже специально назначенный для осуществления такого взаимодействия генерал Н. у. Славин фактически исполнял роль обычного, хотя и высокопоставленного почтальона. На вручаемых ему запечатанных пакетах с информацией неизменно имелась несколько унизительная для него надпись: “Для генерала Антонова или его прямого заместителя… НЕ для генерала Славина”[444]. Но уже в апреле эта работа прекратилась, одновременно Черчилль запретил и обмен технической информацией с СССР. Советский Союз занял аналогичную позицию. Схожая ситуация наблюдалась и в советско-американском партнерстве. После смерти Франклина Рузвельта, когда президентом Соединенных Штатов Америки стал негативно настроенный к СССР Гарри Трумэн, взаимное охлаждение во взаимоотношениях наступило почти сразу. Это ощутил генерал Донован, которому в апреле 1945 года было отказано в разрешении посетить Москву для проведения переговоров с руководством НКГБ. Полностью прекратилось и взаимодействие советской разведки с американскими коллегами, несмотря на продолжающиеся боевые действия в Европе и намерение СССР вступить в войну на Дальнем Востоке.

Британская “Миссия 30” в Москве продолжала работать, но уже скорее по инерции. В мае сменился ее руководитель, теперь им стал генерал-лейтенант Дж. Гаммель. Практически сразу же он получил новые указания Объединенного комитета по разведке относительно взаимодействия с СССР, формально продолжавшим оставаться союзником Великобритании. В них отмечалось, что сильно пострадавший в войне Советский Союз вскоре станет менее агрессивным и более покладистым, поскольку попадет в зависимость от иностранной экономической помощи. Предписывалось не давать никакую информацию даром и во взаимоотношениях с советской стороной проявлять твердость и