Все остальные контакты московской “станции” СИС являлись рутинной деятельностью резидентуры, совершенно не нарушавшей советских законов. Это косвенно признают даже авторы истории советских органов госбезопасности, предназначенной не для пропаганды, а для внутреннего использования в подготовке офицеров контрразведки: “Следует отметить, что союзнические отношения Англии с Советским Союзом вынуждали английскую разведку весьма осторожно действовать на советской территории. Вследствие этого английские разведчики широко практиковали визуальное наблюдение, обработку советской прессы, использование советских граждан втемную и сбор шпионской информации через агентов. Под видом установленных культурных связей с советской интеллигенцией англичане знакомились с учеными, врачами, артистами, писателями, приглашая их на приемы, на которых обычно присутствовали опытные разведчики, владеющие русским языком. В завуалированной форме они опрашивали гостей по интересующим их вопросам”[441]. Как видим, речь не идет о нарушающей законы страны пребывания агентурно-оперативной работе резидентуры. 2-е управление НКГБ полагало свою работу по английскому направлению одной из важнейших и решало следующие задачи:

— установление британских разведчиков и их разработку;

— выявление и разоблачение их агентов из числа советских граждан;

— изучение методов работы СИС, выявление каналов заброски ее агентуры на территорию СССР для их перехвата и дальнейшего оперативного использования;

— ограничение круга советских граждан, которые могли быть использованы британской разведкой втемную;

— ограждение от расшифровки собственных агентов.

Идея о возможности нелегальной заброски агентов МИ-6 в период войны на советскую территорию выглядит более чем странно, однако тогда к этому относились вполне серьезно. НКГБ подставил британцам свыше ста своих агентов, с помощью которых не только освещал их деятельность, но и проводил компрометацию наиболее активных сотрудников миссии и дипломатических представительств в целях их высылки.

Взаимодействие НКВД/НКГБ с СОЕ, как уже указывалось, было начато по предложению Стаффорда Криппса. После получения предварительного согласия НКИД 14 августа в советской столице начались переговоры представителей спецслужб обеих стран, на которых Лондон представлял подполковник Гиннес. Он скрывал от советской стороны подлинное наименование своего ведомства и упорно именовал его “секретной британской организацией”, однако НКГБ быстро установил, что речь идет о СОЕ, и в дальнейшем в оперативных документах именовал эту организацию “Сектой”. С советской стороны переговоры проводил выступавший под псевдонимом “генерала Николаева” В. М. Зарубин, помогал ему начальник англо-американского отдела 1-го управления НКГБ И. А. Чичаев.

29 сентября 1941 года стороны подписали соглашение “по вопросу о подрывной работе против Германии и ее союзников”, в котором содержался ряд основных положений взаимодействия двух стран. Было установлено, что британцы не должны проводить нелегальные операции на территории Советского Союза и Прибалтики, за исключением Финляндии. НКГБ обязывался исключить из своей деятельности Британскую империю и ее подмандатные территории, а также Египет, Ирак, Сирию, Трансиорданию, Саудовскую Аравию, Абиссинию и Йемен. В остальных регионах договаривающиеся стороны условились координировать свои специальные операции по конкретным объектам и по времени. Через открытые в столицах обеих стран секции связи предусматривалось проведение обмена информацией и разведывательными данными, в том числе результатами диверсионных акций, и сведениями о вражеской агентуре. Соглашение допускало возможность взаимной установки радиопередатчиков на территориях каждой из сторон, при наличии такой необходимости. Весьма важным пунктом являлось содействие внедрению агентов в оккупированных странах, предусматривавшее, в частности, изготовление соответствующих документов, организацию прикрытия, снабжение и доставку материалов и радиоаппаратуры. Однако не следовало забывать, что речь шла о спецслужбах, поэтому в документе имелась соответствующая оговорка: “Секретные Советская и Британская организации не будут раскрыты друг перед другом, а равно не будет, как правило, никакого контакта между их оперативными агентами, за исключением тех случаев, когда руководители организаций одной и другой стороны уверены, что такой контакт имел бы свои преимущества”[442].

Однако процитированный документ представлял собой нечто вроде протокола о намерениях или совместного коммюнике, его требовалось конкретизировать и детализировать. Поэтому появился “Предварительный план общей линии поведения в подрывной работе для руководства советской и британской секций связи”, как именовались разведывательные миссии НКГБ и СОЕ, направленные соответственно в Лондон и Москву. Он устанавливал основные объекты для проведения диверсий и саботажа и конкретизировал задачи по странам. Приведем (с сохранением написания оригинала) один его раздел:

“1. ОБЩИЕ ОБ’ЕКТЫ ПОДРЫВНОЙ РАБОТЫ

Соответствующие Советская и Британская организации согласны с тем, что главным об’ектом их подрывной работы должны быть все виды транспорта. Большое внимание должно также уделяться военной промышленности врага.

Основными об’ектами по транспорту являются:

Судоходство, включая портовое оборудование, судостроительные верфи и ремонтные доки;

Каналы, в особенности в Германии, Франции, Бельгии и Голландии;

Железные дороги, особенно паровозы и подвижной состав, паровозо- и вагоностроительные заводы, а также склады нефти и угля;

Дорожный транспорт, особенно покрышки, смазочные масла и запасы нефти.

Основными об’ектами военной промышленности являются:

Оружейные заводы, авиационные заводы и заводы авиационного оборудования, военного снаряжения и склады боеприпасов;

Химические заводы, производящие взрывчатые вещества, отравляющие вещества, синтетический каучук и горючее;

Электро-силовые установки, особенно по обслуживанию железных дорог и ведущих предприятий военной промышленности;

Нефтепромыслы и склады горючего, особенно запасы смазочных масел”[443].

Данный документ характерен, с одной стороны, явным уклоном в сторону интересов Британии, а с другой — недооценкой столь важного компонента военного производства как шарикоподшипники. Лишь к концу 1943 — началу 1944 года в Великобритании и в СССР осознали степень уязвимости рейха в этом вопросе, и соответственно скорректировали цели подрывных операций и стратегических бомбардировок. Результаты такого подхода сказались немедленно, однако в 1941 году до этого было еще весьма далеко.

Представителем СОЕ в Москве стал прибывший вместо Гиннеса бригадный генерал Джордж Хилл (“Дейл”), для осуществления контактов с которым был назначен генерал-майор Г. Б. Овакимян (“полковник А. П. Осипов”). Англичанин активно обсуждал планы совместного осуществления диверсий против германских объектов на территории третьих стран и с этой целью вместе с советскими специалистами по этим операциям выезжал в Стамбул и Каир. Однако ни один из замыслов реализован не был, и точка связи СОЕ в Москве не смогла принести никакой ощутимой пользы. Фактически миссия Хилла оказалась бесцельной, за исключением некоторых организационных моментов. “Дейлу” было разрешено съездить в освобожденные Ленинградскую область и Белоруссию, он пользовался более свободным, чем остальные британские офицеры и дипломаты, режимом перемещения по Москве. По убеждению англичан, наружное наблюдение за его квартирой не устанавливалось, и он мог бесконтрольно проводить встречи с советскими гражданами. Учитывая практику НКГБ/НКВД, данное утверждение представляется по меньшей мере сомнительным. Трудно представить, чтобы контрразведка, не жалевшая ресурсов для сплошного наблюдения за всеми союзными дипломатами и сотрудниками миссий, проявила столь непонятную деликатность в отношении установленного разведчика. Кроме того, Хилл не был в состоянии в одиночку установить факт наличия или отсутствия за