С колотящимся сердцем он снова посмотрел на Таленелата, беспокоясь о безопасности Вестника. Амарам вздрогнул, увидев его с прямой спиной и высоко поднятой головой. Темно-карие глаза, на удивление ясные, отражали свет, лившийся сквозь пролом. Таленелат поднял один дротик перед собой и изучал его.

Потом выронил оба и снова опустился на кровать. А затем забормотал свою странную, неизменную мантру. У Амарама побежали мурашки по спине. Когда он вернулся к Вестнику, тот перестал его замечать.

Он с трудом заставил Вестника подняться и поволок его к карете.

Сзет открыл глаза.

И немедленно зажмурился опять:

– Нет. Я умер. Я умер!

Он ощущал под собой камень. Богохульство. Слышал, как капает вода, чувствовал солнечное тепло на лице.

– Почему я не мертв? – прошептал он. – Я расторг узы с осколочным клинком. Я упал в бурю, не применяя сплетений. Почему же я не умер?

– Ты и впрямь умер.

Сзет снова открыл глаза. Он лежал посреди каменистой пустоши, его одежда была мокрой и рваной. Мерзлые земли? Его трясло от холода, несмотря на солнечное тепло.

Перед ним стоял мужчина в строгом мундире, черном с серебром. Незнакомец с темно-коричневой кожей, как у уроженца земли Макабаки. На правой щеке у него имелось бледное пятно в форме маленького рогатого полумесяца. Он держал одну руку за спиной, а другой что-то засовывал в карман. Какой-то фабриаль? Ярко сияющий?

– Я тебя знаю, – вдруг осознал Сзет. – Где-то я тебя уже видел.

– Верно.

Шинец попытался встать. Поднялся на колени, потом снова сел.

– Как? – спросил он.

– Я ждал, когда ты упадешь на землю, – объяснил незнакомец, – когда ты окажешься сломанным и искалеченным, когда твоя душа разорвется на части и ты будешь безусловно мертв. И тогда я тебя возродил.

– Невозможно.

– Главное, все сделать до того, как умрет мозг. Как утопленника можно вернуть к жизни путем правильной помощи, так и тебя можно восстановить благодаря правильному связыванию потоков. Протяни я еще несколько секунд, разумеется, было бы слишком поздно. Но ты ведь это и так знаешь. Два клинка из тех, что хранятся у твоего народа, позволяют восстановление. Полагаю, ты уже видел, как воскресают недавно умершие.

Голос незнакомца был спокойным, лишенным эмоций.

– Кто ты такой? – спросил Сзет.

– Ты так много времени провел, почитая заповеди твоего народа и твоей религии, а теперь не узнаешь одного из своих богов?

– Мои боги – духи камней, – прошептал Сзет. – Солнце и звезды. Не люди.

– Чушь. Твой народ поклоняется спренам камня, но ты-то их не боготворишь.

Этот полумесяц… Он его узнал, не так ли?

– Ты, Сзет, – продолжил мужчина, – боготворишь порядок. Ты безупречно исполняешь законы своих сородичей. Это привлекло меня, хоть я и беспокоюсь, что эмоции пошли во вред твоей проницательности. Твоей… рассудительности.

Суждение. Правосудие.

– Нин, – прошептал шинец. – Тот, кого здесь называют Наланом или Нэйлом. Вестник справедливости.

Нин кивнул.

– Зачем ты спас меня? – допытывался Сзет. – Разве я мало мук вынес?

– Эти слова – глупость. Не подобает так говорить тому, кто будет моим учеником.

– Я не хочу становиться учеником, – отказался Сзет, свернувшись клубочком на камнях. – Хочу быть мертвым.

– В самом деле? Ты и правда жаждешь этого больше всего? Я могу удовлетворить твое желание, если оно искреннее.

Сзет зажмурился. Во тьме его поджидали крики. Вопли тех, кого он убил.

«Я не ошибся, – подумал шинец. – Я никогда не был неправедником».

– Нет, – прошептал Сзет. – Приносящие пустоту в самом деле вернулись. Я был прав, а мой народ… вот они-то ошиблись.

– Тебя изгнали жалкие люди, неспособные видеть дальше собственного носа. Я открою тебе тропу, где чувства не затмевают истину. Ты вернешься с этим знанием к своему народу и принесешь справедливое возмездие для правителей Шина.

Сзет открыл глаза и посмотрел на Нина:

– Я недостоин.

Вестник склонил голову набок:

– Ты? Недостоин? Я наблюдал, как ты уничтожаешь себя во имя порядка, следил, как ты соблюдаешь свой личный кодекс, когда любой другой на твоем месте сбежал бы или сломался. Я видел, сколь безупречно твое слово. Большинство людей это утратили – а ведь такова единственная подлинная красота в целом мире. Сомневаюсь, что когда-либо мне случалось найти человека, более достойного стать одним из неболомов, чем ты.

Неболомы? Но так назывался орден Сияющих рыцарей.

– Я уничтожил себя, – прошептал Сзет.

– Так и было, и ты умер. Твои узы с клинком были рассечены, все связи – как духовные, так и телесные – распались. Ты переродился. Идем со мной. Пришло время навестить твой народ. Твое обучение начинается сейчас. – Нин повернулся, пошел прочь, и оказалось, что в руке за спиной он держал меч в ножнах.

«Ты переродился». Мог он… мог Сзет переродиться? Мог ли он сделать так, что крики среди теней умолкнут?

«Ты трус», – бросил Сияющий, который владел ветрами. Малая часть Сзета считала это правдой. Но Нин предлагал ему большее. Нечто совсем иное.

Все еще стоя на коленях, Сзет посмотрел вслед Нину:

– Ты прав. Мой народ хранит другие клинки чести, как и тысячи лет до этого дня. Если я должен принести им справедливое возмездие, мне предстоит выйти на бой с противниками, у которых будут осколки и силы.

– Это не проблема. – Нин обернулся. – Я принес тебе осколочный клинок на замену. Он безупречно подходит для твоего задания и твоего характера. – Вестник бросил большой меч на землю. Оружие скользнуло по камням и остановилось подле Сзета.

Тот впервые видел меч в металлических ножнах. И кто прячет в ножны осколочный клинок? Да и сам клинок… он что же, черный? Когда ножны скользили по камням, лезвие выдвинулось из них на дюйм или около того.

Сзет мог поклясться, что видит, как от металла исходят тонкие струйки черного дыма. Как буресвет, только темные.

«Привет, – раздался в его голове веселый голос. – Не желаешь ли сегодня уничтожить какое-нибудь зло?»

Далинар стоял во тьме.