Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет.
Далинар закрыл глаза. Этого он и боялся. Да, его армия победила паршенди, но они были только малой частью того, что надвигалось. Вскоре ему предстоит столкнуться с сотнями тысяч врагов.
Другие правители не поверили. Он сумел поговорить через даль-перо с императором Азира – новым, поскольку старого навестил Сзет. Войны за наследство в Азире не случилось, разумеется. Она потребовала бы слишком много бумажной волокиты.
Император пригласил великого князя Холина в гости, но явно счел его слова бредом сумасшедшего. Далинар и не думал, что слухи о его безумии разошлись так далеко. Однако подозревал, что, даже не случись этого, на предупреждение все равно не обратили бы внимания, поскольку князь говорил о безумных вещах. Буря, которая дует с другой стороны? Паршуны, которые превращаются в Приносящих пустоту?
Только Таравангиан, король Харбранта – и, похоже, Йа-Кеведа, – был склонен прислушаться. Да благословят Вестники этого человека; может, он сумеет принести хоть немного мира в измученную землю. Далинар попросил добыть ему больше сведений о том, как Таравангиан заполучил трон; первоначальные донесения гласили, что это вышло неожиданно. Таравангиан слишком миролюбив, а Йа-Кевед – чересчур разорен, чтобы от него был какой-то толк.
Кроме того, имелись невнятные донесения по даль-перу о бунтах в Холинаре. Но и оттуда не поступило никаких четких докладов. И что за слухи о чуме на Чистозере? Буря свидетельница, ну какой же вокруг бардак!..
Придется что-то с этим сделать. Со всем этим.
Далинар снова посмотрел в небо:
– Мне приказали возродить Сияющих рыцарей. Я должен стать одним из них, если мне полагается их возглавить.
С безоблачных небес послышался далекий гром.
– Жизнь прежде смерти! – прокричал Черный Шип. – Сила прежде слабости! Путь прежде цели!
Я обломок самого Всемогущего! – сердито провозгласил голос. – Я Буреотец. Не позволю сковать себя узами, которые могут убить!
– Ты мне нужен, – ответил на это Далинар. – Несмотря на то что ты сделал. Мостовик говорил о клятвах и о том, что рыцарские ордена отличались друг от друга. Первый Идеал одинаковый для всех. В остальном каждый орден уникален, и слова у них разные.
Снова раздался грохот грома. Он звучал… словно вызов. Неужели Далинар теперь понимал язык грома?
Опасный гамбит. Он столкнулся с чем-то доисторическим, чем-то непостижимым. Чем-то, что активным образом пыталось убить его и всю его армию.
– К счастью, – продолжил великий князь, – мне известна вторая клятва, которую следует принести. Я не нуждаюсь в подсказках. Буреотец, я буду объединять, а не разделять. Я сплочу людей.
Гром утих. Мужчина, замерев, глядел в небо и ждал.
Ладно, – наконец проговорил Буреотец. – Слова принимаются.
Далинар улыбнулся.
Я не буду для тебя простым мечом, – предупредил Буреотец. – И не стану являться по первому зову, и тебе придется избавиться от этой… мерзости, что ты таскаешь с собой. Ты будешь Сияющим без осколков.
– Я буду тем, кем должен быть, – согласился Далинар, призывая свой осколочный клинок. Как только тот появился, в голове великого князя раздались вопли. Черный Шип выронил оружие, словно угря, который попытался его цапнуть. Крики тотчас же стихли.
Меч со звоном упал на каменные плиты. Разделение уз считалось трудным процессом, требующим сосредоточенности и прикосновения к камню на эфесе. Но этот клинок отсекли от Далинара в один миг. Он это почувствовал.
– В чем смысл последнего видения, которое я получил? – спросил воин. – То, что пришло утром, без Великой бури.
Утром я не посылал тебе видений.
– Но я видел свет и тепло.
Просто сон. Не от меня, не от богов.
Забавно. Далинар мог поклясться, что испытал то же чувство, что и во время видений, а то и сильней.
Ступай, Узокователь, – бросил Буреотец. – Веди свой умирающий народ к поражению. Вражда уничтожил самого Всемогущего. Вы для него ничто.
– Всемогущий мог умереть, – согласился Далинар. – Если это правда, то и Вражду можно убить. Я узнаю, как это сделать. В видениях упоминался некий вызов, и еще защитник. Тебе что-то об этом известно?
Ответа не последовало – в небе просто послышался грохот. Что ж, у него еще найдется время для новых вопросов.
Далинар спустился с крыши Уритиру и снова оказался на лестнице. Ступени привели его в комнату, которая занимала почти весь верхний этаж города-башни; сквозь стеклянные окна ее заливали лучи солнца. Стекло не защищали ставни, хотя некоторые окна смотрели на восток. Непонятно, как они оставались целыми во время Великих бурь, а кое-где виднелись потеки крема.
Десять невысоких колонн образовывали кольцо посреди комнаты, и одиннадцатая располагалась в самом центре.
– Ну? – Каладин оторвался от изучения одной из них.
Шаллан обогнула другую колонну; веденка выглядела уже не такой потрепанной, как когда они только попали в этот город. Хотя их дни в Уритиру переполняла суета, несколько ночей крепкого сна пошли на пользу всем.
Вместо ответа Далинар достал из кармана сферу и поднял. Потом вдохнул буресвет.
Он знал, что следует ожидать бури, проснувшейся внутри, как это описали Каладин и Шаллан. Буря побуждала действовать, двигаться, а не стоять на месте. Он предполагал что-то похожее на Азарт во время боя – но ощущение оказалось иным.
Князь почувствовал, как заживают раны, и это было странно знакомо. Похоже, он уже так делал прежде. На поле боя? Его рука теперь была в порядке, а рана на боку почти не болела.
– Чудовищная несправедливость, что у вас все получилось с первого раза, – заметил Каладин. – Мне понадобилась целая вечность.
– У меня были наставники, – бросил Далинар, пряча сферу и шагая вперед. – Буреотец назвал меня узокователем.
– Один из орденов, – пояснила Шаллан, касаясь пальцами поверхности колонны. – Выходит, нас трое. Ветробегун, узокователь, светоплет.
– Четверо, – раздался голос из теней, что окутывали лестничный пролет. В освещенную комнату вошел Ренарин. Посмотрел на них и подался назад.
– Сын! – воскликнул Далинар.
Ренарин оставался во тьме, потупившись.
– Нет очков… – прошептал великий князь Холин. – Ты перестал их носить. Я думал, ты пытаешься выглядеть воином, но нет. Буресвет исцелил твои глаза.
Ренарин кивнул.
– И осколочный клинок, – продолжил Далинар, шагнув к сыну и взяв его за плечо. – Ты слышишь крики. Так вот что случилось с тобой на арене. Ты не мог сражаться, потому что после призыва клинка в твоей голове раздаются жуткие вопли. Почему? Почему ты скрывал?