Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да. Именно. Преступление против человечности. В людях убивают людей.
Последствия?
— У меня к Вам еще вопрос по поводу подростковой преступности. Сторонники ювенальной юстиции убеждают общество и власти, что необходимо закрыть колонии, отказаться от репрессивного подхода и заниматься «реабилитацией». Якобы это поможет снизить преступность среди несовершеннолетних. Насколько эти подходы доказали свою эффективность по Франции?
— Мы видели эту систему в действии, когда французские подростки жгли школы, больницы и даже полицейские участки. В результате их вызвали в Елисейский дворец, и господин Ширак заботливо выяснял у разбушевавшихся подростков, чего им не хватает для полного счастья. Все преступники, которые были пойманы на месте поджогов, были на следующий день отпущены.
Ювеналка разрушает семью. Детей. Людей. Общество.
И, как я уже говорил, темпы этого разрушения растут. С ускорением.
Если вам не нравятся мои слова… Хорошо, скажу иначе. Эксперимент по превращению детей в сирот без родителей набирает обороты.
А последствия?
Будут и последствия. Наверняка ещё и такие, какие нам сейчас и в кошмарном сне навряд ли приснятся. И я не удивлюсь, если наши потомки поставят ювеналку в один ряд с нацизмом, крепостным правом, сталинизмом и рабовладением.
Не нравятся мои слова? А то, что вытворяют ювеналы, нравится?
Как-то на отдыхе в Европе мне довелось познакомиться с молодой парой с ребенком (русские, но граждане Эстонии). Так вот они рассказывали, что как-то дома они между собой обмолвились о своем негативном отношении к гендерной политике, которую преподают в школе (думаю, вы поняли, о чем я). Через пару дней их ребенок озвучил эту мысль в школе. Итог такой. Ребенок был помещен на месяц «передержки» в «добропорядочную» семью, а родителям «дали» полгода исправительных работ. И, слава Богу, что в этом случае ребенок смог вернулся в семью. В Норвегии могло закончиться и гораздо хуже, тем более что родители — русские, хоть и граждане Евросоюза.
— Как и где Вы встречались с Машей?
— В специализированном центре встреч, в присутствии двух надзирательниц. Одна для меня, другая — для Маши. Причем если я пыталась хоть как-то проявить к ней нежность, они чуть ли не набрасывались на меня, вопя о недопустимости захватнической, удушающей любви. Я была вынуждена сделать четыре жалобы в полицию на грубое поведение надсмотрщиц Асколи и Лефевр, которые намеренно провоцировали нас с Машей.
— Зачем?
— А чтобы потом психологам было над чем «работать». Ведь если у нас с Машей все хорошо, то они, выходит, не нужны. Нет, необходимо, чтобы у нас все было плохо! Тогда и судья сможет написать, как, например, написала судья Валентини 3 апреля 2006 года: «Сотрудники социальной службы настойчиво просят сохранить настоящее местонахождение Маши, принимая во внимание, что положение дел никак не изменилось с 1998 года и опасность для Маши все еще актуальна, а именно: патология матери и ее болезненное отношение к дочери <…> Только лишь нынешнее местонахождение ребенка в приемной семье, отдаляющее от нее мать, может гарантировать Маше защиту, здоровье и нормальное развитие. Воспитательные меры до сих пор актуальны, посещение Машей психотерапевтических сеансов должно быть обязательно возобновлено. Все визиты матери отменены. Маша сможет общаться с ней лишь посредством писем». Ювенальная система, как метастазы, расползлась по «организму» французского правосудия, что даже Николя Саркози на посту министра внутренних дел не смог помочь мне вернуть ребенка.
Для тех, кто думает, что ювеналка — это где-то на диком западе…
В Приморском крае ювеналы решили отбирать детей с помощью электрошокеров.
Молодую мать избили, взломали двери в доме и изъяли младенца — и все только потому, что она пожаловалась на действия врачей, которые сделали ребенку прививки без ее уведомления и не получив ее согласия.
В ее дом вломилась вооруженная организованная группировка людей, не представивших документы, и изъяла ребенка, обезвредив мать электрошокером.
Сотрудники органов опеки абсолютно уверены, что имеют право входить в любые двери!
Нет. Категорически не согласен с вами, читатель. Сотрудники органов опеки абсолютно уверены, что имею полное право вытворять всё то, что они вытворяют. А право входить в любые двери—всего лишь маленькая часть того, на что они — по их мнению — имеют право.
"Проблемы начались с того, что родители пожаловались заведующей детсадом на то, что воспитатель жестоко обращалась с их ребенком: во время тихого часа она накрывала ребенка с головой одеялом и била, потому что "игрушки брать с полки нельзя".
Родители написали жалобу заведующей и одновременно местному Уполномоченному по правам детей.
Но заведующая детсадом, по всей вероятности, решила не портить детсаду показатели и перенести все с больной головы на здоровую: она сообщила в полицию по делам несовершеннолетних, что видит признаки того, что дети этих родителей находятся в социально-опасном положении и семью необходимо взять на учет.
О том, что на семью началось давление, родители узнали после того, как соседи по дому сообщили им, что их опрашивали огромная группа неизвестных лиц. Соседям задавали вопросы о семье, об их жизни, об их отношениях, спрашивали, не видели ли они кого-то из них в нетрезвом виде. В тот день ни родителей, ни бабушки с дедом не было дома.
Возмущенные, узнав о том, что вокруг них начались козни, родители с детьми сами явились в орган опеки. Уверенные в том, что они имеют конституционное право не открывать никому дверь в свое жилище, родители пытаются убедить в этом и сотрудников опеки. А заодно и в том, что они — нормальные родители и не видят никаких оснований для того, чтобы кто-либо приходил в их квартиру с любыми проверками.
Однако сотрудники опеки, или "специалисты", как они сами себя называют, убеждают их, что они в любом случае по должны провести осмотр условий, где проживают дети: проверить, есть ли стол, кровать у ребенка.
Психолог, которая по роду своей деятельности, пытаясь вызвать доверие, мягко объясняет Анне и Денису, что она сама тоже придет, что если все при осмотре будет хорошо, то органы опеки передадут дело "в другие органы", чтобы дело закрыли. Тем самым она признает, что дело на семью уже существует.
Причем психолог представляет ситуацию так, что именно осмотр квартиры позволит опеке закрыть дело, мол, они хотят помочь, чтобы к