я могу принять свою сторону, я знаю, мне не следовало пытаться порвать с тобой в машине, знаю, что я наполовину ответственна за то, что произошло, но, чёрт возьми, Кейден, ты тоже. И ты это знаешь. Так что придумывай любую ложь, которая поможет тебе лучше спать по ночам, я покончила со всей этой ситуацией. Я уже больше года прихожу сюда каждый день и подвергаюсь твоим оскорблениям. Я жила с чувством вины. И стыдом. И моими собственными проклятыми ранами и демонами. Никто меня не прикрывал, ты меня слышишь?

Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Никто не присматривал за мной, никто не защищал меня. У меня не было никого, кто заботился бы обо мне или помог мне встать на ноги. Мне жаль, я говорю это всерьёз. Я всегда, до конца своей жизни, буду сожалеть о том, что произошло той ночью в машине. Но я не собираюсь провести остаток своей жизни, утопая в этом. Мы не были вместе после несчастного случая, ты это знаешь, я это знаю, так что тебе никогда не было необходимости распространять такую отвратительную ложь обо мне.

Я делаю ещё один глубокий вдох и заканчиваю:

— Ты хотел, чтобы я исчезла из твоей жизни, и я могу заверить тебя, что это последний раз, когда ты меня видишь. Я желаю тебе всего наилучшего, Кейден. Я действительно так думаю. И, как я уже сказала, я буду вечно сожалеть. Я ждала, что ты простишь меня, но ты никогда этого не сделаешь, так что я собираюсь пойти дальше и простить себя. Измени историю, я умоляю тебя, потому что я этого не заслуживаю, и ты это знаешь.

Я смотрю на Пенни и улыбаюсь ей.

— Хорошенько заботься о нём, Пенни. Но никогда не позволяй ему вытирать об тебя ноги.

Её взгляд метнулся к Кейдену, а затем обратно ко мне.

Он уже это делает. Я вижу это по её лицу.

— Прощай, Кейден.

С этими словами я поворачиваюсь и выхожу.

И я чувствую себя так, словно вся тяжесть мира свалилась с моих плеч.

Как будто внезапно я снова могу дышать.

* * *

Амалия

Сейчас

Я возвращаюсь домой, чувствуя что-то в своей груди. Что-то освобождающее. Я имела в виду то, что я сказала Кейдену. Я всегда буду сожалеть о том, что произошло в той машине, но Скарлетт права, это было на нашей совести, и я никогда не смогу двигаться дальше по своей жизни, если, по крайней мере, не попытаюсь простить себя. Делая это, я должна избавиться от всего токсичного.

Это касается и моей матери.

Я знаю, что она любит меня по-своему, извращённо, но я также знаю, что она причиняет мне боль. Эмоционально, она разрушительна. Я больше не могу этого выносить. Она всегда будет моей матерью, но что ей нужно понять, так это то, что если она не может быть такой, то ей нужно оставить меня в покое, пока она не разберётся в этом. Её отсутствие любви ломает меня.

Я вхожу в свою квартиру, потому что знаю, что она будет там.

Последние несколько недель она чувствовала себя слишком комфортно, общаясь, не желая возвращаться в свой собственный дом. Мой отец вернулся на работу, но она ещё не уехала. Пришло время ей это сделать. Мне нужно вернуть себе личное пространство, но больше всего мне нужно избавиться от всей этой боли в груди. Обычно я мало говорю, я не говорю того, что чувствую, но сегодняшний день научил меня тому, что никто не прикроет твою спину, поэтому ты должен научиться прикрывать себя.

Я собираюсь начать это делать.

Во всех сферах моей жизни.

Когда я вхожу, она стоит на кухне и разговаривает по телефону. Она поворачивается, смотрит на меня и качает головой. В разочаровании? Я не знаю. Она рассказала Кейдену о Малакае, она начала эту войну, так что теперь она может взять на себя ответственность за свои действия. Она, наверное, прямо сейчас разговаривает по этому телефону, сплетничая об этом. Я прохожу мимо неё по коридору в свободную спальню. Я беру её чемодан, упаковываю её одежду и туалетные принадлежности и выхожу, ставя его на пол.

Её глаза расширяются.

Она вешает трубку.

— Что всё это значит, Амалия?

После этого я больше не даю ей возможности заговорить, потому что мой голос и мой тон — это сила, с которой нужно считаться, даже она должна понимать, что прерывание меня не принесёт ей пользы.

— Я собираюсь сказать то, что должна сказать, а потом ты соберёшь свои вещи, покинешь мою квартиру и отправишься домой.

Я не вздрагиваю, не отступаю и не смягчаюсь, когда произношу следующие слова.

— Прежде всего, ты должна знать, что я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя, потому что ты моя мать, но тебе здесь больше не место. Тебе не место рядом со мной. Главное в том, чтобы привести ребёнка в этот мир, в том, что ты должна любить и защищать его во всём. Ты защищала не меня. Ты была нужна мне после того несчастного случая, но твой социальный статус и твои собственные эгоистичные потребности встали у меня на пути. Ты предпочла это своей собственной дочери, которая была в агонии. Затем ты продолжала наполнять меня чувством вины, хотя знала, ты знала, что я уже тону в нём. Ты не поддерживала меня и не любила так, как следовало бы. По крайней мере, я заслужила это от тебя.

Я делаю глубокий вдох. Её лицо ничего не выражает.

— Но что ещё хуже, так это позволить этому случиться, — я указываю на газету, которую она, очевидно, читала. — Ты рассказала ему о Малакае, ты подпитала его самые слабые стороны, зная, что он отреагирует. Ты публично унизила меня. Возможно, это было не напрямую, но это всё равно, что написала ту статью, потому что точно знала, что произойдёт, когда ты побежала к нему. Это не действия матери, которая любит своего ребёнка или даже испытывает к нему уважение. Ты не заслуживаешь меня, по крайней мере, пока ты в таком состоянии. Папа любит тебя, но иногда я задаюсь вопросом, почему. Может быть, он видит что-то, чего не вижу я, но всё равно, мне надоело, что со мной плохо обращаются.

Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но я поднимаю руку.

— Я твоя дочь, и я так долго хотела просто чувствовать, что ты любишь меня достаточно сильно, такой, какая я