litbaza книги онлайнУжасы и мистикаПоезд следует в ад - Виктория Борисова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 32 33 34 35 36 37 38 39 40 ... 67
Перейти на страницу:

В 1934 году Сережа поступил в университет, а в 35-м его впервые арестовали. Тюрьма была переполнена, но Сережу почему-то вскоре перевели в одиночку. Там было очень скучно, но уже не так тяжело. Лежать в камере было нельзя, приходилось забираться под койку. Он лежал целыми днями на полу и думал — почему же совершаются исторические явления? почему тысячи людей бросали свои дома и шли в неизвестность ради достижения иллюзорных целей, вроде завоевания Иерусалима? Почему так ожесточенно и кроваво воевали друг с другом католики и гугеноты, если по большей части и те и другие были неграмотны и в богословских вопросах не разбирались вовсе? Почему многочисленным еретикам вроде катаров, вальденсов или русских старообрядцев было проще погибнуть, чем отречься, подчиниться и «жить как все»?

Сережа тогда так увлекся своими мыслями, что даже удивился, когда его довольно быстро выпустили. Падал снег, он шел домой по Литейному проспекту в легкой летней куртке (арестовали-то в начале октября, еще тепло было!), но холода не чувствовал. Думать было гораздо интереснее. Только сейчас ему стало приходить в голову, что далеко не всегда войны и прочие события происходят потому, что кому-то они нужны. Чаще всего — никому, и меньше всего их участникам. Значит, есть у людей устремления, которые в определенный момент становятся важнее, чем просто выживание и взращивание потомства! Значит, не всегда во главе угла стоит чья-то выгода, что бы там ни говорили университетские профессора о производительных силах, производственных отношениях и классовой борьбе! Сергей даже подпрыгнул от радости. Именно сейчас он нащупал идею, над которой потом будет работать всю жизнь.

Вернувшись домой, Сергей обнаружил, что из университета его давно исключили. Как-то враз постаревшая Соня долго смотрела на него, будто не веря своему счастью, а потом, вздохнув, твердо заявила:

— Уезжай, сынок. Пока они там… не спохватились, уезжай подальше. Так лучше будет.

Сергей послушался и устроился рабочим корректором в Геологический комитет. Несколько лет ездил по экспедициям — был в Южном Прибайкалье, в Слюдянке, в лесах Хамар-Дабана… Был и в Южном Таджикистане, учился там говорить по-таджикски. Это очень помогло, когда через много лет пришлось сдавать в университете кандидатский минимум по персидскому языку. Работа была тяжелая, но это все равно было счастьем — можно было ходить, дышать, говорить с людьми… А главное — думать и писать. Сережа сочинял стихи на исторические темы и охотно читал их вслух всем желающим, писал статьи на обратной стороне чертежей, геологи ругали его за это, но в общем относились снисходительно.

Счастье кончилось в тридцать седьмом, когда в Ленинграде пошли повальные аресты. Руководитель Сережиной экспедиции, профессор Тимашов, был расстрелян за саботаж (якобы специально скрыл месторождение золота, чтобы потом передать его агентам империалистических разведок). И никого не интересовало, что никакого золота Тимашов не искал, а занимался всю жизнь молибденовыми рудами. Время было такое.

Сергей тогда получил свою десятку и мог считать, что легко отделался — не расстреляли ведь! Сначала он попал на Соловки, а потом — на строительство Беломорканала. «Машина ОСО, две ручки, одно колесо…» Тяжеленные тачки, кубометры и кубометры мерзлого грунта, лесоповал, который бывалые зэки называли «сухим расстрелом» — трех месяцев «общих работ» хватало, чтобы здоровенный мужчина превратился в инвалида. Сергей бы умер там, но, к счастью, его десятилетний приговор прокурор отменил «за мягкостью», и его привезли в Ленинград на новое следствие.

Там, в Крестах, немного передохнул. А потом оказалось, что Ежова уже нет — расстрелян, и того прокурора тоже расстреляли. Новый следователь все спрашивал Сережу — за что, мол, сидишь? Внятного ответа он дать не смог, тогда ему дали всего пять лет (детский срок!) и отправили в лагерь под Норильском.

На новом месте ему повезло — взяли работать в химическую лабораторию. Там, по крайней мере, было тепло… Вообще же на Нижней Тунгуске место было очень суровое — летом мошка, комары, с сентября начинались дожди, а с октября — завалы снега. Когда началась война, Сергей ушел добровольцем на фронт и очень радовался, что взяли. На передовой он был солдатом, и это было намного легче. По крайней мере, там он чувствовал себя человеком, а не бесправным зэком номер такой-то.

Он дошел до Берлина, вернулся с фронта и приехал в родной Ленинград. «Я кровью смыл, я искупил…» Правда, что именно искупил — было непонятно, но все равно, свобода опьяняла крепче водки. Прямо с вокзала, в шинели с погонами он пошел в университет. Как фронтовика, его сразу же приняли и даже разрешили сдать экзамены экстерном.

Какое хорошее было время после войны! Сергей Николаевич до сих пор вспоминает его с нежностью. Он тогда даже умудрился сдать кандидатский минимум одновременно с госэкзаменами и опубликовать одну из старых своих работ, написанных еще в геологической экспедиции. И устроился научным сотрудником в Музей этнографии. И начал писать книгу о средневековых ересях. А еще — познакомился с аспиранткой Наташей, которая потом стала его женой. Сергей так торопился жить и работать в те годы, как будто знал, как мало времени ему для этого отпущено.

Все кончилось после постановления Жданова о «Звезде» и «Ленинграде». Сначала его отовсюду выгнали и хорошие знакомые перестали кланяться на Невском. Пришлось работать где придется — дворником, сторожем, грузчиком на рынке и даже библиотекарем в сумасшедшем доме. Он просто кожей чувствовал, что скоро снова посадят, а потому и Наташу уговаривал развестись — зачем же калечить жизнь девочке! Она не поняла, обиделась, сначала все плакала, а потом собрала вещи и ушла.

И правда — вскоре его снова арестовали. Шла тогда волна повторных посадок. Следователь был толстый и ленивый, все спрашивал: в чем ты виноват, за что тебе можно дать срок? Так они вдвоем ничего толкового не придумали, да это и не важно было — раз взяли, значит, виноват! У нас просто так не сажают.

И снова перерыв почти на десять лет. Какая уж тут работа! Сергей тогда и лагеря считать замучился — его почему-то все время дергали на этапы. Освободили только в пятьдесят шестом, когда дела осужденных пересматривали пачками. Как сажали, так и освободили — вызвали в красный уголок, где заседала комиссия, дали расписаться в какой-то непонятной бумаге, шлепнули печать, и все — свободен!

Сергей вернулся в Ленинград, но оказалось, что жить негде — Соня умерла, а в их комнате давным-давно живут другие люди. Хоть на улицу иди или обратно в Караганду возвращайся. И вдруг — как чудо! — пришла весточка от Наташи. Сторож в Музее этнографии, куда Сергей зашел однажды по старой памяти, передал записку от нее. Оказалось — помнит, ждет, переехала в Москву и зовет к себе! Специально приезжала в Ленинград, бродила по старым местам, записку вот передала — почти в никуда, почти без надежды, что он ее когда-нибудь получит и прочтет.

С каким настроением Сергей тогда ехал в Москву — передать невозможно. Восемь часов в поезде (денег на самый дешевый билет в общем вагоне насобирал в долг всеми правдами и неправдами) тянулись бесконечно, он волновался, как мальчишка, и когда увидел ее на вокзале, в сером пальто и черненьком беретике, с какими-то дурацкими цветами в руках, постаревшую и похудевшую, с морщинками у глаз и седыми нитями в волосах, но такую близкую и родную — как только сердце из груди не выпрыгнуло!

1 ... 32 33 34 35 36 37 38 39 40 ... 67
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?