дожидаясь тетю Олю, они все вместе выскочили на улицу. Надо было спешить занять очередь, но Анька решила предупредить бабу Тоню – за хлебом они долго простоят, может, даже до закрытия магазина, бабушка с ума сойдет. Саша вызвалась бежать вместе, потому что на улице стало совсем темно. Они пообещали Свете быстро догнать ее и рванули к Анькиному дому. Они стучали в ее дверь очень долго, но никто не открывал.

– А как она нас услышит, она же глухая? – спросила Саша.

– Ну, она слышит стук. И Женька слышит, но если она спит, тогда, конечно, бабе не услышать. Или когда она на кухне – оттуда-то не слышно.

Они еще долго барабанили в дверь ногами, стучали с размаху ладонями – баба Тоня не выходила.

– Побежали в магазин, не достанется же ничего. Сумка-то у меня с собой. И деньги. Это-то уж я всегда с собой ношу, – она похлопала рюкзак, который взяла на улицу. Он был очень большой и тяжелый, там лежала школьная сменка. Саша, пожалев Аньку, предложила ей понести хотя бы пакет с обувью.

У магазина образовалась огромная очередь. Светка Пащенко стояла последней. Она плакала: по дороге упала и сильно расшиблась, на ее серых штанах, на левой коленке, выступила кровь. Саша успокаивала Светку: теперь зато веселее будет стоять всем вместе.

Они прождали на улице достаточно долго. Сероватые сумерки сменились непроницаемой тьмой. Анька в своих «воглых» штанах замерзла. Саше тоже было холодно. А тут еще снова закружил мокрый липкий снег, с силой врезаясь в лицо. Надо бы попроситься в тамбур магазина погреться. Саша предложила Аньке первой идти греться. Тем более, та побойчее Саши – ее точно пустят.

Анька бросила рюкзак и пошла в тамбур. Вскоре оттуда донеслась ругань. Саша хотела послушать, но из очереди выходить побоялась: люди строго следили, чтобы никто не отлучался. А тут и так Анька убежала. Если и Саша уйдет, Светка их места не удержит. Саша вытягивала шею, подпрыгивала и старалась рассмотреть, расслышать, что там в тамбуре.

– Не пустили! – пожаловалась Анька.

– А ты сказала им, что у тебя штаны мокрые? – спросила Саша.

– Сказала!

– Пойдем вместе.

Саша предупредила стоявшего за ними мужчину в клетчатом пальто и шапке с опущенными ушами, что сейчас вернется, и потянула Аньку в тамбур.

– Пустите ее погреться, у нее штаны мокрые, – как можно громче сказала она, пропихивая Аньку вперед.

– Пусти вас! Тут уже одни прошли! Дяденька, дяденька, мы только погреться… А потом ведро хлеба вынесли. Стойте, где стояли, – рявкнул мужчина тоже в клетчатом пальто, но с шапкой в руке: ему в тамбуре стало жарко.

– Ну пустите. Она же простынет. У нее родители надолго уехали, она со старенькой бабушкой одна дома и маленькой сестрой, – не унималась Саша.

– И что, родители уехали и хлеба не оставили? – злобно огрызнулась стоявшая рядом женщина в пушистом мохеровом берете.

– Они в Польшу уехали, это далеко, – пропищала Анька.

– Барыги, значит? – совсем обозлился на них тот самый без шапки. – Барыги у нас вообще должны на голодном пайке сидеть. Марш отсюда!

Анька так удивилась, что даже не поняла, нужно ли обижаться. Они вернулись к Светке. Та уже продвинулась вперед – еще чуть-чуть, и они сами попадут в тамбур.

– Потерпи, – сказала заботливо Саша, хотя тоже замерзла и очень хотела наконец укрыться от пронзающего мелкими ледяными иголками ветра. А еще больше хотела заглянуть внутрь и проверить, нет ли там бабушки. Обычно она, когда что-то в магазин привозили, убегала с работы. Да и поздно уже, пора ей возвращаться. Не ночью же им будут тараканов травить?

Тут подала голос Светка Пащенко:

– А ты какой хлеб решила покупать, черный или белый? – спросила она Сашу и облизнулась.

– Белый сначала. Если две дадут, тогда и черный.

– Я вот вчера в очереди стояла, давали только по одной, и черный кончился. Я сегодня два черных возьму, – сказала Светка и еще раз, совсем мечтательно, облизнула губы.

– Чего это ты теперь одна в магазин ходишь? – удивилась Саша, потому что у Светки была не только мама, но и бабушка.

– Баба в Куйбышев уехала. А у мамы какая-то проверка на работе, – непринужденно ответила Светка.

Для нее очереди – в новинку, ей интересно в них постоять. Она, может быть, только сейчас себя взрослой почувствовала. Раньше, когда Саша шла в магазин, Светка ей завидовала: «Везет тебе, совсем как взрослая». Теперь Светка вместе с ней и в очереди мерзла совсем как взрослая. И, похоже, была довольна.

– Блин, я и варежки оставила. У тебя дома, – сказала Анька и подышала на свои всегда белые, даже белесые руки, которые теперь от промозглого холода сделались красными.

Саше стало совсем жаль Аньку. Она сняла одну свою варежку, левую, и отдала Аньке.

– Давай по очереди руки греть. Одну в карман суй, а другую – в варежку. Потом поменяемся.

Анька надела варежку и засмеялась:

– Прям как баба Тоня.

Саша когда-то сама придумала так греться. Баба Тоня, увидела это, сказала, что тоже так у немцев своих дочек грела – меняла им варежки, потому что их было только две. А потом одну варежку они в поезде потеряли, и одна девочка умерла. А вторая, значит, выжила и потом обронила на ММС кошелек… Нет, некогда про бабу Тоню с ее варежками вспоминать, и как у нее дочки мерзли. Сейчас они с Анькой мерзнут. И им бы очередь не упустить.

Постояли еще. И еще. Очередь почему-то перестала двигаться, они втроем встали почти на пороге тамбура. Саша с Анькой по-прежнему менялись варежками, но руки мерзли всё сильнее. Еще можно было взяться за руки и сунуть их вместе в карман то к той, то к другой – двум рукам было не так холодно. Наконец зашли в тамбур, только теплее там не было.

Согреться им удалось лишь в самом магазине. Здесь началась давка. Чтобы не потеряться, все держались друг за друга. Толпа лезла к хлебному прилавку со всех сторон. На улице вставали в шеренги по два-три человека, а внутри все беспорядочно смешались. Стало жарко. Саша со Светкой сняли вязаные шапки, а Анька не могла. Она была в меховой шапке, – баба Тоня всегда очень тепло ее одевала – которую прижимала к голове резинка, намотанная на голову в два оборота. Чтобы снять шапку, нужно было сначала подцепить у уха резинку и дважды ее откинуть, но поднять руки в такой давке Анька не могла.

Тут к Анькиной спине прибило тетю Олю.

– Теть Оль! Теть