какая-то чужеродная пружина, постоянно мешавшая ему жить легко и свободно. И чем мягче она становилась, тем яснее ощущал Венька прилив светлой бессознательной радости, о существовании которой он уже почти забыл.

На Веньку ещё несколько раз вылетали вальдшнепы, но они порхали так низко и медленно, что по ним было бы неинтересно стрелять. А может быть, Веньке не хотелось разрушать то состояние глубокого умиротворения, в которое он погрузился, созерцая затихающий к ночи, но уже очнувшийся после зимы лес.

Из лёгкого забытья Веньку вывел близкий выстрел одного из друзей. Он посмотрел вокруг и обнаружил, что сумерки уже основательно заняли лес и скоро будет невозможно отыскать в кустарнике подбитую птицу. Это означало, что первая Венькина охота может закончиться без единого выстрела. Странно, но такая перспектива ничуть не огорчила Веньку. Напротив, он почему-то стал желать, чтобы ночь пришла поскорее. Тогда он со спокойной совестью разрядит ружьё и неторопливо побредёт к мотоциклу, мечтая о сытном ужине и об очередной серии нескончаемого телефильма, затягивающего, как трясина.

И тут Венька неожиданно увидел вальдшнепа. Он летел молча, в стороне от Веньки и, стремительно взмахивая крыльями, нырял между верхушками берёз. Видно, секундами раньше он чудом уцелел после прицельного выстрела и теперь отчаянно пытался обмануть оставшегося далеко позади, но всё ещё опасного в его представлении стрелка. Похоже, эта отчаянность и подстегнула Веньку. Смутно надеясь, что из-за дальности всё равно промахнётся, он всё-таки вскинул «вертикалку» и, мастерски сделав поводку, нажал на курок. Веньке показалось, что выстрел свершился как-то медленно и лениво. Но уже в тот момент, когда ружьё толкнуло его в плечо, Венька почувствовал, что попал. Вальдшнеп соскользнул вниз и исчез за кустами.

Венька отыскал его неожиданно близко от места выстрела. Вальдшнеп лежал на одном из снежных островков, слегка распустив коричневые узорчатые крылья. Венька нагнулся, чтобы поднять трофей, но вдруг с испугом отдёрнул руку. Он увидел, что вальдшнеп ещё жив. Только лёжа на плотном зернистом снегу, он не бился, а, словно сдерживая в присутствии Веньки стон, часто и коротко подёргивал головой.

Венька почувствовал чудовищную усталость и тупое безразличие. Он стоял, бессильно опустив руки и медленно осознавал, что минуту назад совершил первое в своей жизни убийство, подлое и бессмысленное.

Неподалёку ударил выстрел. Венька вздрогнул и как-то беспомощно посмотрел в сторону невидимого стрелка. Он, наконец, понял, что все эти люди приехали сегодня в лес с одной целью — убить. Убить невинную жертву, ничем не рискуя при этом. По всему лесу, мгновенно перелетая от ружья к ружью, в безобразной кровавой пляске металась смерть, нагло скалясь при каждом удачном выстреле. И он, Венька Алексеев, добровольно вызвался участвовать в исполнении её преступных приговоров.

Лес быстро темнел, стало зябко, и Венька почувствовал, что у него дрожат руки. Он снова посмотрел на вальдшнепа. Птица была мертва. С минуту постояв в нерешительности, Венька прислонил ружьё к дереву и достал из-за голенища настоящий охотничий нож. Выбрав травяной островок посуше, он опустился на колени и принялся ковырять крепким широким лезвием едва оттаявшую землю. Когда он закончил, на небе уже проявились первые звёзды. Венька осторожно перенёс в ямку почти невесомое тельце убитого вальдшнепа и, как ребёнок в песочнице, начал ладонями сгребать холодную мокрую почву, засыпая могилу. Потом он вымыл в луже застывшие руки и открыл ружьё. Разрядив двустволку, Венька посмотрел последний раз на едва различимый в темноте могильный холмик и выбросил в замутнённую воду стреляную гильзу вместе со вторым патроном. Потом защёлкнул стволы и напрямик двинулся в сторону шоссе, не разбирая дороги и не обращая внимания на гибкие упругие ветки, которые больно хлестали его по лицу.

Про букашку.

Жила-была маленькая Букашка. И были у неё маленькие детки. Букашка — маленькая, а детки — ещё меньше. Совсем крохотные. Как-то утром встала Букашка, открыла холодильник, а там пусто. Совсем. «Вот беда, — думает Букашка, — детки проснутся, а есть нечего». И побежала Букашка на поиски еды. Видит, висит на стебельке совсем низко прекрасная вкусная ягодка. Хотела Букашка её сорвать, а тут Жук-Великан. Оттолкнул он Букашку грубо, схватил ягодку, да и был таков. Вздохнула Букашка горько и побежала дальше. Смотрит, а на высоком колючем кусте висит невиданной красоты орешек. Висит, на солнышке всеми цветами светится. Подумала-подумала Букашка и полезла вверх по колючему кусту. Лезет, лезет она к орешку, уж исцарапалась вся, а орешек всё ещё далеко. Висит, на ветру качается. Тут вдруг на куст села Стрекоза. Увидала она чудо-орешек и хотела его сорвать. А Букашка как закричит: «Не трогай орешек! У меня детки голодные!» И вроде бы маленькая Букашка, а закричала так громко, что Стрекоза испугалась и улетела.

Кое-как добралась Букашка до орешка и сорвала его. А он был спелый-спелый, да такой тяжёлый, что не удержалась на кусте Букашка и вместе с орешком упала на землю. Но орешек не выпустила. Встала Букашка на ноги, да как охнет! Одна ножка распухла, болит, плохо двигается. «Неужели сломала, — думает Букашка — а как же орешек? Ведь не бросишь его. Дома детки голодные». Взвалила Букашка орешек на спину и, прихрамывая, направилась домой. А ножка болит, идти далеко, орешек тяжёлый. Да что поделаешь? Деток кормить надо. Они, должно быть, уже проснулись и испугались: мамки-то нет рядом. Сидят, небось, голодные, плачут. Мамку ждут.

Как подумала об этом Букашка — словно сил у неё прибавилось. Ещё быстрее заковыляла она по тропинке. Тащит тяжёлый орешек и думает: «Всё равно справлюсь! Всё равно принесу орешек моим деткам!» А тут по тропинке шёл Мальчик. Он ел мороженое, и у него было хорошее настроение. Мальчик тот был отличник, учился в школе для одарённых детей, имел разряд по шахматам и всегда переводил старушек через дорогу. Вдруг он заметил Букашку. «Фу, какая противная, — сказал Мальчик, — а ковыляет-то как смешно! Да ещё тащит что-то». Мальчик склонился над Букашкой. «У, жадина!» — сказал он. И раздавил Букашку.

* * *

Краеведение

Игорь Гунченков

Письмо М.Г. Ефремова — И.В. Сталину

В начале войны Михаил Григорьевич очень переживал за массовое отступление советских войск. Желал лично участвовать в боях с немецкими захватчиками. Хотел оперативно решить этот вопрос. Решил лично написать письмо Сталину:

«Дорогой Иосиф Виссарионович! Прошло