Пиликнул телефон, мелькнула бледная вспышка. Руднев посмотрел на экран и увидел, что это Дарья отправила ему сообщение. Снимок экрана — карта навигатора с обведённой красным овалом дорогой и подписью «Где-то здесь!».

6

Саша пила растворимый кофе. Сыпала две ложки сахара, заливала по края молоко. Ещё зефир, обязательно ванильный. Зефир был на завтрак, обед и ужин, а бывало, и вместо них. Она ставила перед ноутбуком ленивое питьё, подбирала под себя ноги, отламывала от зефира ватку и, растопив её во рту, облизывала сахарные пальцы.

И он, приходя с рассветом, заставал её всё в той же позе и ругал устало, что она не ела и не спала. Он подходил к ней — слова его тихие сыпались вслед по полу, как сухие листья, — целовал в макушку, скидывал одежду и зарывался в постель. Она зашторивала окна и ложилась рядом. И каждое подобное утро Илья засыпал легко и приятно, точно прожил цельную тихую жизнь, а Саша, отвернувшись от его спокойного дыхания, глядела перед собой и долго укачивала себя, ворочая ногой холодную простыню.

— Давай поедем в Париж, — сказала она однажды, так и не сумев заснуть. Саша приподнялась на локтях, запрокинула голову и смочила языком губы, будто пробуя зашедшую мысль на вкус. Лицо её прояснилось влажной блестящей улыбкой. — Мы едем в Париж!

Саша потрясла Илью за плечо. Потом поцеловала, упала на его грудь и ждала, когда он наконец очнётся ото сна.

— Сколько времени? — спросил он, поглядев на часы.

— Прошу тебя, поедем в Париж. Я умру, если мы не поедем.

— У нас нет денег, — пробубнил он, не разбирая идеи и отворачиваясь к стене.

— Отговорки!

Не бросая своей счастливой улыбки, она встала, прошла на кухню, налила полный стакан воды и выпила его жадными глотками. Потом вернулась в комнату и снова нырнула в постель.

— Иля…

Он резко обернулся. Он не спал.

— Что?

Смотреть было больно, и он глядел полузакрытыми глазами сквозь серую мерцающую пелену неслучившегося сна, смотрел на неё со злобой и досадой. Она похудела — он не замечал раньше, насколько сильно: выцвело, осунулось лицо, упали плечи, и голос Сашин от нервной вибрации казался незнакомым и фальшивым. И всё же больная худоба нисколько не портила, а только нагнетала её точную, чёрно-белую красоту.

— Я вдруг поняла, что нам нужно отдохнуть. Когда у тебя отпуск?

— Сильно ты устала?

— Август или сентябрь было бы здорово.

«Сильно ты устала, сидя месяцами без дела? — повторил про себя Илья. — Август, сентябрь…»

— В сентябре у тебя институт.

— Я решила его бросить.

— Отлично. И что будешь делать?

— Ты сам говорил, что институт бесполезен!

— Я говорил это, когда ты в третий раз решила сменить специальность. Любой институт будет напрасной тратой времени, если там не учиться. Когда ты последний раз была на занятиях?

Саша вырвалась из-под простыни и убежала в кухню, где опять стала пить, проливая на грудь.

— Значит, не институт бесполезен? Это я бесполезна?

Как он не терпел эти моменты, когда любой шаг вёл его в западню! Весь мир теперь, казалось Саше, ополчился против неё. А Илья не спешил становиться защитником и, значит, занимал сторону зла. Он всё это знал, но играл свою роль. Нельзя было прервать разговор, она — ребёнок, не он.

— Ты знаешь, что стоит взять себя в руки, и ты всего добьёшься. Ты талантливая, умная…

— Взять в руки?!

Войдя в кухню и увидев, как она прячет заплаканное лицо и трясётся мелкой дрожью, он на секунду поверил Сашиным словам, он действительно устал от бесконечных попыток вывести её из ступора. Он устал от чувства вины перед ней, причину которого не мог отыскать. И сдавался всегда и во всём, признавая отступление единственно мудрым ходом.

— А что мы будем делать в Париже?

Она молчала, вздрагивая теперь лишь изредка. Илья развернул стул и сел напротив окна и её силуэта, охваченного дневным светом.

— Пообещай мне, что в Париже ты не будешь грустить.

— Обещаю!

— Или хотя бы плакать.

— К-конечно…

— Или хотя бы будешь иногда радоваться… Смеяться.

Илья говорил всё тише. Он засыпал, неуловимо сморенный тишиной потухшей ссоры.

Они поселились на улице Дюперре, в пяти домах от площади Пигаль. Апартаменты занимали последний этаж, и в мансардных окнах можно было разглядеть луковицу Сакре-Кёр. Она была видна всегда непрочно. Июль, предсказуемо жаркий и такой нежеланный в Париже, вдруг загудел дождём и ветром. И в этот июль они приехали налегке: небольшой чемоданчик с сорочками, тонкими платьями и балетками; из тёплого был пиджачок и кашемировая водолазка, серая, как у всех француженок. А дождь сыпал не переставая, так что в первый свой вечер они считали капли на стекле и высматривали под низким небом мерклый купол базилики. Можно было выйти на балкончик, где помещалось полтора человека, — они помещались — и наблюдать пустую улицу, пустую баскетбольную площадку в колодце соседнего двора, решётки на витринах кальянных и гитарных магазинов, лакированные двери, прозрачную, как виделось с высоты, брусчатку и множество прочих мелочей, от которых розовела Сашина улыбка.

— Ну вот, ты улыбаешься!

— Я очень рада.

— Предлагаю промокнуть, но найти лучшее в округе крем-брюле.

— Только не сегодня, — застонала Саша. — Ты знаешь, как самолеты выматывают меня!

— Ты предлагаешь умереть от голода в первый же день? У меня уже кружится голова.

— Твоя голова кружится из-за страха высоты и от виски, которым ты накидался в полёте.

— Я совсем не боюсь высоты.

— Да ну? А если я сделаю так?

Саша подтянулась на перилах и грудью перевалилась через них.

— Пожалуйста, опустись! — Он обнял её и отвлёк от ограждения. — Пойдём в комнату, выпьем кофе. Я видел там кофемашину.

— И всё-таки ты у меня ужасный трус, — сказала Саша, отряхивая влажные ладони. — Хотя это даже забавно. А?

Она вновь подалась вперёд.

— Как знаешь. Я ухожу. Найду магазин или булочную, где дадут пожрать.

— Ну-ну, не злись!

Илья вернулся в сумрак комнаты, подошёл к зеркалу и пригладил промокшие волосы. Сменил рубашку, выбрав чёрную, не тающую под дождём, пересчитал деньги в кошельке, подобрал к замку верный ключ. Он хлопнул дверью и сбежал по широкой прохладной лестнице. На улице он поднял голову и увидел Сашу.

— Купи вина! — крикнула она и послала сквозь дождь воздушный поцелуй. И следом, не успел он пройти пары шагов, окликнула: — Я с тобой! Подожди! Я с тобой!

Они перешли площадь, где не встретили никого, кроме парочки озадаченных туристов, прячущихся от дождя под