Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Баба Яга ждала меня в ступе с помелом на изготовку. Я сиганул прямо к ней в руки.
– Успел-таки? Ох и бедовый ты мужик, сыскной воевода!
Я гордо пошевелил длинными ушами…
Назад в Лукошкино летели с шумом и песнями. Яга размахивала помелом, выдавая на весь лес такие неприличные частушки, что я наверняка краснел. В свою очередь мне пришлось с чувством исполнить: «Первым делом, первым делом самолеты! Ну, а девушки? А девушки – потом!» Получалось, что со всем делом мы управились даже раньше, чем рассчитывали. В наших руках были неопровержимые улики причастности всех троих подозреваемых к делу об украденном перстне, а значит, и к планам шамаханского вторжения в столицу. Причины для радостного настроения у нас были. Во-первых, двое из подозреваемых задержаны и находятся под стражей. Жаль, что не успели хорошенько потрясти казначея Тюрю, ну да он уже на небесах и там мы к нему не прицарапаемся. Хотя как знать… возможно, за тяжкие грехи его уже жарят черти на сковороде. Во-вторых, подземные ходы перекрыты, весь город под ружьем и попасть в него весьма проблематично. В-третьих, мы с Ягой будем в Лукошкине гораздо раньше любого каравана и быстро подготовим таможню к встрече этих подозрительных купцов. В-четвертых, бабка сказала, что понасыпала в кошачий отвар такое количество разнообразных ингредиентов… Хорошо, если причастившийся шамахан отделается простым несварением желудка. Яга вбухала в чан все запасы лягушачьей желчи, змеиного яда, крови летучих мышей, помета черного петуха, слюны двухголовых ящериц, выжимки из паучьих мозгов, тараканьи яйца… Возможно, я что-то упустил, не принимайте мои слова как готовый рецепт или руководство к действию. Она засунула в зелье все, что сумела выгрести из сусеков Кощея, и была собой очень довольна.
К Лукошкину мы прилетели уже около пяти часов вечера. Сели в лесу, спрятали ступу в кустах рябины, а к воротам отправились пешочком. Баба Яга гордо семенила рядом, повиснув на моем локте. Спешащие в город крестьяне приветствовали нас уважительными поклонами. Один мужичок даже предложил свою телегу, мы подумали и согласились. Я подсадил бабку, запрыгнул сам, а словоохотливый возница во все горло разбалтывал нам последние новости:
– Про шамаханов-то, люди бают, и не слышно близко. Зазря батюшка государь стоко народу воинского в город нагнал. Шпиены-то все переловлены, к ногтю поставлены, вроде бы и ратиться не с кем.
– А что, за последние сутки больше никого не задержали?
– Никого… тока из тюрьмы царевой бежал один, не нашли его.
– Кто ж бежал? – без особого энтузиазма поинтересовался я.
– Да дьяк какой-то.
– Дьяк?! Дьяк Филимон Груздев из думного приказа бежал?
– Во-во… он и сбег, – важно подтвердил возница. – Я ить тут на стрелецкое подворье овес лошадкам привожу. Утром был – тихо, в полдень – шум да дело, сейчас вот в третий раз еду, так небось уже нашли…
– Как же он сбежал?
– А кто ж его ведает? О том у сообщника евойного допросить нужно.
– Какого еще сообщника?
– Да того самого… Митьки с милицейского двора. Слышали, чай? Дебошир, бабник да пьяница, отродясь ничего хорошего не делал. Видать, прельстили его деньги шамаханские, вот и дал он сбежать врагу скрытному.
– Что за бред?! – переглянулись мы с Ягой.
– Да вот вам истинный крест! Я-то сам, правда, не видал, но шурин мой, Васька Храпов, слыхали, нет? Так он в стрельцах службу несет, он и рассказывал, будто перед обедом пришел к пыточной парень этот, Митька, да требовал, чтоб дьяка ему тотчас представили. Дескать, на то указ есть царский. Охрана бы и не поверила, а только у забора сам участковый стоял и ручкой помахивал… Они сдуру-то и отдали. Те двое дьяка увели… Царь в обед пожелал допрос учинить, а заключенного-то и нет! Он стрельцов в управление – Митька ни сном ни духом, божится, стервец, что знать ничего не знает! Ну, его в охапку, да к царю, а участкового энтого по сию пору ищут. Небось ужо отыщут, аспида…
– А как ты думаешь, добрый человек, кого ты на телеге везешь? – недобро сощурилась Баба Яга.
– Ясно кого… – ухмыльнулся возница. – Бабку старую, калику перехожую, да купца иноземного, толмача, как видно… Уж больно гладко по-нашему разговаривает.
– Ах ты мужик-лапотник! Деревенщина-засельщина! – в полный голос рявкнула бабка. – Да как ты только посмел в лицо «тыкать» воеводе сыскному, самому участковому, начальнику местного отделения милиции города Лукошкино, батюшке Никите свет Ивановичу?! Как ты посмел про его светлость слухи поганые непроверенные распускать?! А я вот кликну стрельцов, да на дыбу тебя, да язык твой брехливый клещами повыдерну!
Мужичок ошеломленно переводил округлевшие глаза с меня на Ягу и вновь с Яги на меня. Когда до него дошло, что все сказанное имеет под собой реальную почву воплощения, несчастный бросился с телеги наземь и, стуча лбом об обочину, испуганно завопил:
– Каюсь, каюсь, матушка! Прости меня, грешного, неразумного!.. Сдуру да сгоряча слово неосторожное молвил. Смилуйся, воевода-батюшка! Не вели казнить, вели миловать! Шестеро детишек по лавкам, уж пожалей сироточек! По гроб жизни зарекусь о нашей милиции дурно говорить!
– Ох, смотри у меня… Вдругорядь не попадайся! А мы, Никитушка, пешком пойдем, уж больно меня на этой телеге растрясло. Ворота – вот они, а дале путь короткий. Ты ведь, чай, прямиком к Гороху? Разобраться бы надо…
До самого царского терема мы шли, не разговаривая друг с другом. Каждый думал о своем. Не знаю, о чем Яга, а я – о своем неугомонном напарнике, которого и на один день без присмотра оставить нельзя – обязательно куда-нибудь влипнет! На кой шиш ему понадобилось вытаскивать из тюрьмы дьяка? Ведь сказано же было – царь самолично допросит, а уж потом и мы зададим кое-какие уточняющие вопросы. Мы! Это значит, я, Баба Яга и уж в самую последнюю очередь – он. Так ведь нет – полез-таки поперед батьки в пекло. Еще же отпирается, балбес. Спутать его не могли, такую орясину ни с кем в