Хозяин фургона сразу же понял, что произошло. Убийца его семьи даже не успел поднять оружие, когда в одну стену уже летела брошенная алхимиком склянка с зельем. Стекло маленькой бутыли разбилось, жидкость окатила дерево. В тот же миг несколько шевелящихся прутьев терновника резко дернулись, выплелись из стены и устремились к гному. Живые ветви перетянули горло Нор-Тегли и его плечи, с силой дернув Непутевого кверху и подняв его в воздух. Шипы впились в тело… Алхимик подошел почти вплотную к своему пленнику, совершая руками извилистые пассы, будто бы сплетая что-то. Колючие лозы начали крепче сжиматься…

Ангар бился и хрипел, из его глаз текли от боли и бессилия слезы, а на судорожно искривленных губах выступила пена. Должно быть, когда тебя душит колючая лоза терновника – это наихудшая примета. «Ну вот и конец. Вот я и допрыгался, бабушка…»

Вдруг послышался короткий хлопок, и в следующий миг пришла очередь захрипеть колдуну. В первую секунду он сунул руку за спину, пытаясь вытащить из-под лопатки то, что туда вонзилось, но хлопок повторился, раздался еще один и еще, алхимик дернулся всем телом, захрипел и свалился ничком. Весь его плащ был в крови, а из спины торчали четыре арбалетных болта.

В тот же миг ужасные оковы отпустили гнома, он рухнул на пол, схватился за искалеченную шею.

– Ангар… – раздался едва слышный хрип с кровати. Непутевый поднял голову и увидел Лори Дарвейга. Сейчас тот казался еще более безумным, нежели обычно. Неудачник согнулся едва ли не в подкову, странно поджав ноги. Он уставился на Ангара застывшим взглядом, рука с арбалетом безвольно опустилась. Оружие выпало из ослабевших пальцев.

– Лори… – Ангар поднялся на ноги и подковылял к товарищу, зажимая ладонями раны на шее. – Ты как?

– Голова еще болит… рану тянет так, будто злобные демоны накручивают мои жилы на барабаны, но жить, наверное, буду… Как Рубин?

Ангар повернулся к рыжебородому предводителю. Тот не шевелился, лицо его было белым как снег. Закрытые веки болезненно подрагивали, а с губ срывался хрип. Дортан склонился ниже и тут же расхохотался. Дори вовсе не хрипел – он предавался мирному, ворчливому и исконно гномьему храпу.

– Дрыхнет, мерзавец! Видит Дрикх, как же я хочу увидеть выражение его лица, когда он узнает о том, что здесь стряслось! Хе-х! Пробуждение кое у кого обещает быть весьма приятным. А пока что спите сладко, господин главный кладоискатель, и да пребудет множество звонкого золотишка в ваших снах…

Ангар устало опустился на край кровати друга.

* * *

4 августа 652 года.

Тракт на Умбрельштад.

Черная карета быстро катилась по старой заброшенной дороге на юг. Косые струи ливня били по крыше и дребезжали по стеклам, оставляя за собой длинные мокрые полосы.

В окно, прижавшись лбом к запотевшему стеклу, смотрел изможденный молодой человек с удивительно бледным лицом и длинными белыми волосами. В его уставших глазах застыла тоска, и они равнодушно оглядывали проплывающие мимо болота, через которые и проходила дорога. Чахлые деревца, сгорбившиеся и иссушенные, походили в грозовом мареве на пугающих болотных демонов, и в те мгновения, когда била молния, в ее серо-синем свете даже казалось, будто они движутся.

Карета вдруг остановилась посреди тракта – незапланированная остановка не слишком удивила беловолосого – таких было уже около пяти.

С передка на землю спрыгнула высокая фигура в длинном черном плаще с капюшоном. Дверца отворилась, человек забрался в карету, стряхивая с себя капли дождя, и, стянув с головы капюшон, уселся напротив печального парня.

– Как дела, Белая Смерть? – усмехнулся подсевший чернокнижник, постучал в окошко за своей спиной, и карета снова двинулась.

– Скажи, Ревелиан, – отстраненно спросил Коррин, по прозвищу Белая Смерть, – почему мне нельзя просто выйти и сгинуть в топи?

Некромант с грубым надменным лицом, которого звали Ревелианом, с деланой жалостью развел руками: мол, прости, была б моя воля…

– Сколько еще? – тем же усталым тоном поинтересовался Коррин.

– На закате второго дня прибудем в Умбрельштад, – последовал быстрый ответ.

– Кто управляет каретой?

Ревелиан, или, как его порой называли, Джек-Неведомо-Кто, широко улыбнулся, показались специально подточенные и заостренные зубы.

– А никто, – подмигнул он. – Одержимые кони сами ее тянут. А нити управления вот в этих пальцах. – Некромант продемонстрировал свою руку, скрытую под тонким алым шелком перчатки с нанесенными на нее восточной вязью золотыми письменами.

– Надо же, – Коррин откинулся на спинку, скрестив руки на груди, – ты не побоялся нарушить приказ самого Черного Лорда! Какая смелость!

– Не мокнуть же, в самом деле, под этим бансротовым ливнем!

– А вдруг я нападу на тебя? – изобразил улыбку на бледном лице Коррин. – Вдруг сумею разорвать эти волшебные путы, вдруг перережу тебе глотку и сбегу? А?

– Мы ведь это уже обсуждали, мой друг. – Джек-Неведомо-Кто достал из-под плаща длинную бутыль с темным вишневым вином. – Тот порошок из негатора, что ты выпил, не позволит тебе даже пальцем пошевелить без моего согласия. Ты полностью в моей власти. Хе-х! Что сказали бы люди, только представь?! Если бы узнали, что кто-то подчинил себе самого Коррина – Белую Смерть, вселявшего ужас в сердца простого народа при одном упоминании о нем! Смешно, не правда ли?

Коррин равнодушно слушал эти хвастливые слова. Но в одном его тюремщик прав – народ бы удивился. Каким только казням они бы предали его, попадись он им в руки! Сожжение на костре показалось бы самой безболезненной и легкой из всех предполагаемых кар. Начиная с того, Бансрот его подери, благословенного года, когда Умбрельштад канул во тьму, и заканчивая недавним штурмом славного Элагона, тот, кого все королевство знало под прозвищем Белая Смерть, очень недурно погулял по Ронстраду. Погулял, оставляя за собой изувеченные и опоганенные тела молоденьких девушек. Всегда все начиналось одинаково. В каком-нибудь небольшом городке появлялся красивый молодой человек, чьи речи звучали столь восхитительно, будто он был искуснейшим менестрелем на всем севере. Под его чары подпадали все новые и новые жертвы. Он соблазнял их, а после того, как девушки теряли сознание и становились беспомощными куклами, убивал различными зверскими способами, изувечивая до неузнаваемости их тела. Он забирал всю их кровь, при помощи которой потом в Умбрельштаде некроманты проводили свои колдовские опыты. Боль и муки, отдаваемые ему под пытками, помогали Коррину совершенствовать его темное искусство: он достиг таких высот в черной магии, что мог уже не думать, где достать силы для проведения того или иного ритуала, для совершения того или иного заклятия. Он уже не задумывался над тем, чьи боль и страдания похитить для воплощения своих магических возможностей…

У него даже была своя метка: череп с длинными волосами и подписью «Белая Смерть» под ним. Это прозвище дал ему когда-то сам Деккер. Черный Лорд, гордясь успехами одного из ближайших своих подчиненных, пошутил: «Ты с твоими белыми волосами, мой дорогой Коррин де Варн, когда-нибудь перестанешь отображаться в зеркале, как истинный вампир. Потому что после твоих посещений некоторые деревни просто пустеют. Ты – как мор, мой дорогой, как сама смерть, беловолосая… белая смерть…» С тех пор эти два роковых слова погрузили в ужас все королевство. На скрипучих городских воротах, на стенах домов, у мостов через реки висели плакаты, на которых было изображено его лицо и написано: