– А что это взорвалось у вас на даче? Самодельное взрывное устройство?

– Что?!

Маргарита попробовала вырваться, но Рудобельский не отпускал, держал железной хваткой, хоть и осторожно. К тому же – капельница, игла в вене. И Галкина присела бочком на край кровати.

От бинтов воняло мазью Вишневского, наклеенный на вену кусок марли, скрывающий место укола, лез в глаза – Маргариту замутило.

В палате, кроме Адама, находились еще трое собратьев Рудобельского по несчастью. Галкина повертела шеей в сгибе локтя Адама, повела глазами на всякий случай – мало ли, вдруг на соседней койке лечится пострадавший за правое дело осведомитель Управления по борьбе с терроризмом.

– Да, сильно ты повредился! Откуда у меня взрывное устройство? – жарким шепотом ответила Галкина, не оставляя попыток вывернуться.

– Вот и я думаю: откуда? Чем это вы там занимались?

– У нас газовый баллон взорвался!

– Сильно сомневаюсь… Пожалуй, надо сообщить органам о своих подозрениях, а?

Галкина покосилась на подполковника запаса. Его чувство юмора было недоступно пониманию. На разных радиоволнах они с подполковником выходили на связь.

– Это что, такая шутка?

– Никаких шуток, мэм. Когда речь идет о террористах, какие могут быть шутки? Все слишком серьезно!

Маргарита потрясла рыжими кудряшками:

– Бред какой-то!

– Да вы не волнуйтесь, мэм, компетентные органы во всем разберутся… – Веселые черти плясали в глазах Адама, но Маргарита их не видела – ракурс был не тот.

– Что ты выдумываешь, какие органы? В чем, в чем там раз-збираться? – От возмущения Галкина даже заикаться стала.

– А мне показалось, вы организовали производство тротиловых шашек.

– Ну знаешь! – Галкина дернулась, но Адам пригнул ее шею еще ниже.

Она вдохнула впитавшийся в поры моряка слабый запах «Шипра», не перешибаемый даже запахами больницы. На Адама повеяло слабым ароматом Guerlian Mitsouko: Марго, собираясь к Рудобельскому, распылила на затылок последние миллилитры из флакончика. На всякий случай.

– О каком устройстве ты говоришь? – Бирюзовые глаза были близко и мерцали таким нестерпимо холодным блеском, что смотреть в них было страшно – просто вольт-амперная сварочная дуга, а не взгляд.

Рудобельский не сдавался:

– Короче, Ева, спасти тебя может только одно.

– Что?

– Забота обо мне! Нежная материнская забота. Тогда я не сдам тебя органам. – Подбросив интригу, командир сделал паузу и добавил:

– Скорее всего.

– Какая, какая? Матери-и-инская? – протянула Маргарита, готовая убить постояльца.

– Хорошо, – быстро согласился постоялец, – сестринская.

– Это не ко мне, – со злостью отчеканила Маргарита, – это к матери Терезе.

– Так она вроде уже померла.

– Тем хуже для тебя, алкаш бессовестный. Чего ты ошивался под моими окнами?

– Ты не говорила, что всякого, кто окажется под твоим окном, ожидает сотрясение мозга. И никакой не алкаш я, – возмутился Рудобельский, – стресс снимал после развода.

– Кстати, о разводе. Может, ты погорячился? Был бы женат – сейчас не валялся бы тут в такой дерьмовой компании.

– Как вы, женщины, любите давать советы! – уличил командир Галкину в общечеловеческом грехе и отпустил на свободу.

– А мужчины не любят, ну, просто не выносят советовать, – отбила пас Галкина, поправляя пуловер.

Оба обессилели от препирательств и замолчали.

Маргарита посидела, собираясь с мыслями.

– Я сок принесла, будешь? – наконец пошла на мировую. Ей нужно было как-то сказать постояльцу, что она некоторое время поживет с ним под одной крышей.

– Очень кстати: в горле пересохло.

Маргарита вставила в пакетик трубочку. Бока тетрапака и щеки Адама тут же втянулись.

– Откуда у тебя синяк под глазом? – спросила Галкина, рассматривая похожую на неумелый макияж сине-зеленую тень под глазом Адама.

– От вас, мэм, одни неприятности, – не сразу ответил Адам, занятый соком.

– От меня?! – Марго уставилась на наглеца. – Это вместо благодарности?

– Отпуск тебе с выездом на родину! Сама проворачивает какие-то темные делишки, знакомства заводит в криминальных кругах, а люди страдают…

– Какие знакомства? Какие криминальные круги?

Ссора с отставным командиром боевой части вышла на новый уровень.

– Помнишь, урка летел с нами? Я еще тогда хотел его обезвредить. Ты же мне и не дала! Это твой знакомый? – Адам буравил Галкину взглядом из-под насупленных бровей.

– С какого рейса? Знаешь, сколько их у меня было? – слукавила Маргарита и отвела глаза. Вот оно что! Значит, уркаган наведывался к ней? Зачем? Валентина же все уладила? Или нет?

– Ну еще бы! Где тебе всех запомнить! А он мне много интересного о тебе рассказал! Одна твоя история с банком и квартирной аферой чего стоит!

– Никакая это не афера, мой адвокат уже все уладил! – бубнила Галкина, комкая пустой пакетик от сока.

Переговоры о совместном проживании под одной крышей срывались. Господи, как этому моряку удалось так достать ее? Даже курсы бортпроводников и курсы повышения квалификации бортпроводников были бессильны. Что за отвратительный тип!

– Такие, как ты, опасны для окружающих.

– Все, я пошла, – не выдержала Галкина, – мне твои инсинуации совершенно неинтересны. Вот апельсины, вот сок, учись быть самостоятельным.

– Ева, – засуетился в пределах разумного лежащий под капельницей Рудобельский, – тут такая жратва паршивая… Мяса совсем не дают…

– Мяса? – Маргарита ушам не верила.

– А без мяса мне мысли разные в голову лезут об этом взрыве… – перешел на шепот моряк.

Маргарита схватила сумку и едва сдержалась, чтобы не шмякнуть ею Адама. Чувствуя на себе тяжелый, оценивающий мужской взгляд, кинулась к выходу.

– Пират, – услышал Адам и улыбнулся. Так его никто еще не называл.

Кафе «Небеса», в котором сестры встречались последнее время, показалось Галкиной холодным и мрачным: столы украшали сухоцветы с колючками, от которых веяло одиночеством, рекламные буклеты и меню корпоративных обедов, разложенные на столике, источали агрессию. Ничего общего с небесами – скорее наоборот.

Валентина, как водится, опаздывала. Маргарита попробовала читать проспект какого-то турагентства с видами очередной туристической Мекки, но бросила это занятие – в голову ничего не лезло.

Она представляла реакцию сестры на пожар и все остальные драматические подробности своего разрушительного пребывания в деревне.