близости от этого странного растения, а оно не внушало мне большого доверия. Я был уверен практически на сто процентов, что если я окажусь рядом с ним, то оно немедленно захочет мной перекусить.

Поэтому я шагнул немного в сторону от него, а сделав еще один шаг, оказался прямо рядом с Терлецким. Он колдовал над каким-то компонентом, похожим на гору больших икринок, отделяя их друг от друга и раскладывая по разным пробиркам.

Я смотрел на его пульсирующее сердце и подумал вот о чем… Что будет если я сейчас протяну руку и дотронусь до учителя, почувствует он это или нет? А еще меня интересовал вот какой вопрос… Если попробовать дотронуться до его сердца?

Щелк. Клац.

Раздался внезапно рядом со мной знакомый звук, заставивший меня вздрогнуть.

— Завораживающее зрелище, правда, Темников? — тихо спросил у меня старик. — А если я тебе скажу, что ты можешь попробовать сделать плохо этому человеку или даже попытаться его убить одним своим желанием?

Я посмотрел на него, и эта мысль показалась мне немного дикой. Неужели это возможно?

— Правда? Так просто? — спросил я у него.

— Ну нет, это не просто. Чтобы что-то произошло с этим человеком, перед тем как дотронешься до его сердца, ты должен начертить определенный некросимвол и заплатить дополнительную цену в виде силы, которую тебе придется отдать.

Некоторое время мы молча следили за работой Терлецкого, а потом Александр Григорьевич продолжил.

— Чтобы убить человека, придется заплатить высокую цену. Я тебе уже говорил — лично мне это не под силу. Как будет в твоем случае, покажет лишь время.

— Если я сейчас дотронусь до него, он это почувствует?

— Обязательно, — ответил Чертков. — Вот, смотри.

В этот момент он протянул руку вперед и дотронулся до плеча Даниила Ивановича. Терлецкий дернулся как ошпаренный, бросил свои компоненты и схватился рукой за плечо. Он смотрел своими испуганными глазами прямо на меня, а я на него… Такое себе, если честно…

— Александр Григорьевич, что он почувствовал сейчас? Ему было больно? — спросил я, не отводя своего взгляда.

— Скорее неприятно. Как будто к его плечу вдруг приложили кусок льда, — ответил он.

— Понятно. А вам откуда это известно?

— Только не думай, что я буду врать тебе. Иначе какой смысл был начинать все это? Ты задал вопрос и получил на него честный ответ. Привыкай к этому, Максим.

— Не обижайтесь, просто я подумал… Кто мог это сделать, если ни один человек кроме вас не владеет таким Даром?

— С чего ты взял, что я говорил о людях? — прохрипел он и удивленно посмотрел на меня.

В этот момент Терлецкий отошел от своего испуга и потер плечо:

— Вот сука, уже мерещится всякая дрянь! — он подошел к столу и начал спешно раскладывать свои компоненты по пузырькам и баночкам. — Все, хватит на сегодня. Беру выходной. Какого черта я вообще сюда притащился? Еще и черт этот хромой…

Я улыбнулся, слушая бормотания Даниила Ивановича и пришел к выводу, что все-таки весело наблюдать за людьми, когда они об этом не знают.

— Сам ты черт! — недовольно прохрипел старик и посмотрел на меня. — Пошли отсюда, пока я сознание не потерял от этой вони.

Да, воняло у Терлецкого в кабинете мерзко, это точно. Если и не хуже, чем в лавке у Гадюкина, то где-то очень рядом.

— А как называется это растение, Александр Григорьевич? — спросил я, когда мы остановились рядом с ним.

— Как тебе больше нравится, так и называй, все равно кроме тебя их никто не увидит, — ответил он. — Лично я такие кусты кальмарами называю.

— Так он же вроде бы осьминог?

— Осьминог, кальмар — какая разница? — спросил он и шагнул в сторону двери. В отличие от меня, у него не получалось пройти это расстояние за два шага. Ему для этого потребовалось шесть.

Мы вышли с ним из кабинета Терлецкого, и он скользнул в сторону лестницы. Я за ним, и в тот момент, когда остановился, вдруг почувствовал, как будто у меня дух захватило. Такое ощущение, что я на высокой скорости скатился вниз.

Вот это да! Классное чувство! Что это было, интересно знать?

Я посмотрел на Черткова, который вдруг показал мне на правую стену.

— Присмотрись повнимательнее, — сказал он мне.

На первый взгляд стена была самая обычная и ничем не примечательная, если не считать все время движущихся листьев на ней. Но после того как я присмотрелся повнимательнее, я увидел, что в том месте, куда ткнул тростью старик, нет никакой стены. Там зиял темный проход и где-то вдали, в темноте, виднелось серое пятно. Наверное, там заканчивался это коридор.

Я смотрел на него и слышал, как сильно бьется мое сердце. Мне очень хотелось шагнуть туда, пройти по тоннелю и посмотреть, что там в конце? Должно же быть там что-то интересное, если меня так сильно манит туда?

Вдруг я почувствовал, как меня кто-то схватил за руку словно тисками. Я вздрогнул от неожиданности и обернулся. На меня внимательно смотрел Чертков, который бросил свою трость и держал меня за руку. Надо же, я и сам не заметил, что уже прошел несколько шагов по этому коридору.

— Правило номер два, Максим… — прохрипел он. — Никогда не сворачивай ни на какие дороги, помнишь?

Не знаю почему, но в этот момент я вдруг почувствовал злость на то, что он держит меня. Мне захотелось вырваться и пойти дальше своим путем. Наверное, он все прочитал в моих глазах, потому что сжал мою руку еще сильнее. Я почувствовал резкую боль и охвативший меня жар гнева вновь сменился холодом этого места.

— Больно, Александр Григорьевич, — сказал я.

Он отпустил меня. Я потер свою руку и поднял его трость с каменного пола.

— Вот, возьмите.

— Спасибо, Максим. Иногда боль — это единственный способ вернуться к реальности, — сказал он и устало вздохнул. — Можем идти дальше или возвращаемся домой?

— Нет, давайте еще немного. Я хочу посмотреть как выглядит наш школьный парк, — сказал я.

— Хорошо, — согласился он, похлопал себя по карману и напомнил мне. — Не забудь, если что — жуй таблетку, которую я тебе дал.

— Не забуду, — пообещал я ему.

— Макс, ты что, не слышал как я