как ни странно смотрел на монету моего отца. Вот зачем он положил ее на подушку, хотел взять с собой в Вечность. Он подбросил ее, и поймал, посмотрел мне в глаза понимающе.

— Ходи первой.

Я не могла пошевелиться. Он же делает выбор. Это его выбор. Не мой. Но если я вернусь, люди увидят мост Вечности. Смогут, что-то с этим знанием сделать, верно?

— Это твой окончательный выбор, — сама не верю, что спрашиваю.

— Да, — у него получается сказать это так легко и беззаботно, что я теряюсь. Отчего ему так полегчало?

Не знаю, что думать и с тяжелым вздохом беру монету из своей стопки. Мы начинаем игру. В ней важно, когда первый игрок кладет монету в центр стола, а затем куда бы ни клал монету Ниршан, моя задача положить ее в противоположное пространство или позицию. Таким образом, поскольку в начале игры стол пуст, то где бы Ниршан ни положил монету, у меня всегда будет возможность положить монету на противоположную позицию. Следовательно, я не могу проиграть, и в конечном счете на столе не останется свободного места для его монет.

Так и вышло, когда я положила свою последнюю монету, в тоже мгновение исчез сверкающий белизной смертельный мостик, растворился стол над обрывом. Кладя последнюю монету, я бросилась к Ниршану, вцепилась в него, как обезьянка, и теперь удерживала его на себе на крошечном пяточке пространства. Пока он, держась за меня, гладил по спине и по голове. Мы оба цеплялись на крошечном пяточке друг за друга, предназначенным для одного.

— Ты ненормальная, ты это знаешь?

— Угу, — меня трясет, сил отвечать не нашлось.

Очень медленно, словно улитка на скате вибрирующей травинки, я потянулась и достала из его кармана монету отца. Зажала ту в кулаке. Если мы умрем, пусть она будет у меня. Теперь она тоже моя.

— Твой выигрыш? — спросила Вечность безголосым смыслом, шелестящим в пространстве головы плавной вибрацией.

Я подняла от груди Ниршана голову вверх, посмотрела в его яркие голубые глаза и, улыбнувшись Вечности, прошептала:

— Их прощение. Освободи их всех. Душа свободна. Дай им шанс.

Монета из моего кулака выскользнула в пропасть. Потерялась в ней. Пяточек под ногами задрожал, сотрясая нас, завибрировал.

Обозначился в воздухе планеты Земля целиком мост Вечности, на этот раз над Афоном. А затем разрушился на глазах, опал тысячелетней пылью на святые земли, собираясь в единый комок чужой расколотой Души. Все арктики, как и Ниршан видели, как из их солнечных сплетений отделялись искры. Цветок Силы дарующий бессмертие растворялся в Вечности, собираясь воедино.

Вечность шелестела…

— Прощение даровано.

Я заплакала, зарыдала от ответа, потому что это был мой собственный мост Прощения. Засмеялась, видя, как плачет Ниршан. Мой греческий бог на софе, с чертами и пропорциями Фибоначчи. Может быть, он, конечно, плакал от горя, и утраты своего могущества, но что-то мне подсказывало, что это не так.

— Любая вина, пока мы живы, все еще может быть «искуплена», — прошептала я. — Нужно дать шанс.

Это конец моей истории. От себя добавлю, что Максима подарив смертность арктикам не вызвала бурных оваций в их кругах. Но часть из них оказались этому весьма рады. Теперь они могут наконец заводить семьи и детей, а главное никого не травмировать выкачкой Ци. Хотя и на Транспрану они вернуться больше не смогут.