Воткнув кочергу в расщелину, Никита попытался повернуть тяжелое бревно. Двинулось оно неохотно. Сначала сантиметра на полтора, а когда Зиновьев просунул рычаг поглубже, наваливаясь на металлический прут всем телом, оно все-таки тронулось с места и, тяжело повернувшись, показало уголок металлического ящика. Зиновьев невольно сглотнул набежавшую слюну. Теперь работа пойдет побыстрее, можно прокрутить бревно по оси. Упершись плечом в стену, он сдвинул второе бревно, которое пошло на удивление легко, и наконец Никита разглядел весьма вместительный контейнер. Дед оказался очень мастеровитым человеком и сумел выстроить внутреннюю стену таким образом, что никто даже не догадался о том, что она прикрывает подобный сюрприз.

Крепко ухватившись за края контейнера, Зиновьев потянул его на себя. Ящик с шорохом скользнул по земляному полу, оставив на нем неглубокую рытвину. Еще один рывок, и контейнер оказался на середине землянки. Луч карманного фонаря неровным полукругом застыл на крышке контейнера, высветив какую-то полустертую печать. По краям ящика были видны остатки сургучной печати.

Неожиданно захотелось закурить. Постучав себя по карманам, Никита невольно чертыхнулся — пачку сигарет он оставил в машине, а до нее топать метров триста.

Выходило, что дед не лукавил. Все было в точности так, как он и рассказывал. Но почему-то чувство облегчения Никита не испытывал, наоборот, плечи как бы сами собой ссутулились, если бы он вдруг взвалил на спину какую-то неподъемную ношу.

Никита вдруг ощутил чье-то присутствие, оно ощущалось настолько остро, что он невольно обернулся. Никого. Дверь оставалась открытой, а через проем небольшим лучом в землянку падал свет. Может, его поджидает кто-то снаружи? Вооружившись кочергой, Никита вышел из землянки. Его встретило полнейшее равнодушие леса. Где-то неподалеку чирикала какая-то развеселая пичуга. Ей тоже было не до него. Наверное, подзывала к гнезду подзадержавшегося супруга. Всюду жизнь. И едва различимо где-то километрах в полутора равномерно стучал топор. Потом несильно ухнуло, это рухнуло поваленное дерево. Несколько минут Никита стоял у входа, вылавливая малейший шорох. Полнейшее безмолвие. Никто не наставлял на него оружие, не пытался сбить его с ног. Вокруг чахлый лес и болотистая местность. Это тот самый случай, когда приятно осознавать свое одиночество. Вот смотришь вдаль и знаешь, что никому до тебя нет никакого дела.

Никита вернулся в землянку, закрыл за собой дверь. Контейнер стоял на прежнем месте. Бдительность — вещь не бесполезная. Подумав, он закрыл дверь на засов. Там, где большие деньги, следует быть осторожнее вдвойне.

Открыв крышку контейнера, Никита увидел, что он до самого верха был заполнен холщовыми мешочками, небольшими, величиной с ладонь. Подняв один из них, он почувствовал, как под пальцами перекатываются горошинки. Мешочек был примечательный, с фиолетовыми печатями на холщовой грубоватой поверхности. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять — эти мешочки содержат какую-то серьезную тайну. Зиновьев внимательно осмотрел их. Они лежали плотно, один к одному, и человек, который уложил их таким образом, потратил на упаковку немало времени. Развязав горловину одного, Никита ссыпал его содержимое на ладонь. Алмазы, будто огоньки в новогоднюю ночь, весело заискрились под фонарным лучом. Представление заворожило. Слегка подкинув их на ладони, он увидел, как алмазы, будто бы разбуженные, зашалили, засверкали огнями, отбрасывая по сторонам радужный свет. Зрелище сильное, до того неизведанное.

Ссыпав алмазы обратно в мешочек, Никита достал следующий, развязал его. В нем алмазы оказались покрупнее, и полыхали они как-то по-другому. Поярче, что ли.

Вдоволь налюбовавшись камнями, Никита закрыл контейнер.

Место ненадежное. Это просто чудо, что на контейнер никто не натолкнулся раньше. Оставлять его в землянке было бы глупо, нужно перепрятать. Но нечего и думать о том, чтобы тащить такой здоровенный ящик через лес. Могут увидеть. В этом случае останешься не только без алмазов, но и без головы.

Лучше всего закопать алмазы в лесу. Порывшись в землянке, Никита отыскал ведро. Судя по копоти, которая скопилась на его внешней поверхности, ему был не один десяток лет, а если учитывать многочисленные вмятины, то можно было бы предположить, что в свободное от промысла время хитники играли ведром в футбол. Но для переноски алмазов оно подходило наилучшим образом. Уложив мешочки с алмазами в ведро, он заложил его верх ветками, критически оценил вид своей ноши и остался доволен проделанной работой. Даже при самом богатом воображении трудно было предположить, что измятое и грязное ведро до самых краев заполнено алмазами.

Вот теперь можно и на выход!

Где-то тут была лопата. Ага, вот она! Открыв дверь, Зиновьев не спешил уходить, и только убедившись в абсолютной безопасности, вышел за порог.

Теперь надо было выбрать приметное место, где можно будет понадежнее спрятать груз. Пройдя метров сто пятьдесят, Зиновьев увидел у склона пирамидку из камней, положенных друг на друга, поросшую высокой травой. Обычно такую каменную горку выкладывают геодезисты, чтобы отметить выставленный репер, а сверху еще крепят небольшой флажок. Наверняка где-то метрах в пятистах находится точно такой же репер. Так что если не удастся обнаружить место сразу, то можно будет сориентироваться по карте.

Но что-то в этой груде камней Зиновьева насторожило. Может, то, что обломки были выложены в не совсем правильную пирамиду, а может, оттого, что камней было слишком много для условного обозначения — ни сейчас ни после Никита так и не сумел дать себе в этом отчета. Подобное ощущение принято называть интуицией. Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, он подошел к камням и осторожно начал их растаскивать.

Верхний камень, едва ли не самый тяжелый, неохотно свалился вниз и с шумом, подминая под себя буйно растущую траву, закатился в густой колючий кустарник. Прочие камни были не столь тяжелы. Раскидав их, Зиновьев вдруг почувствовал некоторое волнение, теперь понимая точно, что это не топографический репер. Воткнув лопату в грунт, он почувствовал, что в этом месте земля значительно мягче, чем должна быть. Углубившись на штык, Никита ощутил, что натолкнулся на что-то твердое. Осторожно разгребая почву, он увидел лоскут темной ткани, который неумолимо разъело время. Трудно было даже сказать, какого он был цвета. Зиновьев даже не удивился, когда забелел череп. Внутренне он был готов увидеть нечто похожее. Труп пролежал в яме давно, мягкие части тела истлели. На плечах и ногах оставались лишь лоскуты одежды. Сколько же он мог здесь пролежать? Пять лет? Десять? А может, двадцать?

На какое-то время Никита даже позабыл о бриллиантах, которые находились в ведре.

А это еще что такое? На дне ямы блеснул серебряный портсигар. Вряд ли покойник хотел его взять с собой на тот свет, не исключено, что его мог обронить убийца. Минуту Никита колебался, а потом, отбросив в сторону предрассудки, поднял портсигар, отряхнул его от земли и раскрыл. На внутренней стороне крышки красивым почерком была выгравирована надпись: «Подполковнику Куприянову от Лаврентия Павловича Берия».