— Ты считаешь, я этого не делал? — закипает Тим в ответ.

Расстёгивает верхние пуговицы рубашки, ослабив перед этим галстук. Его темный взгляд бегает по моему лицу, и я вижу, что ему неймется доказать правду. Свою правду. Тимур считает и всегда так было, что он отчасти истина в последней инстанции, забывая напрочь о мнении других. А оно есть и наверняка его родители спокойно бы ответили на вопросы, с которыми он пристает к посторонним людям. Но надо же все усложнить, зачем идти по прямой, когда можно свернуть, блуждать, а потом обвинить всех, что это они виноваты.

— Я считаю, что ты начал не с того. Для чего ты вообще решил копаться в памяти, приплетая Полину?

— Потому что она моя сестра, — повысил он голос, еле держа себя в руках, похоже, чтобы не нагрубить. — Возможно, — добавил чуть неуверенно, — понимаешь, — присаживается Кирсанов на край стола, а я продолжаю стоять на своем месте, внимательно наблюдая за ним, — сам поражаюсь, почему раньше не обратил на данный факт внимания. Молод был, глуп, другое было на уме. Но я всегда удивлялся, отчего отец так благосклонен к старшему и так холоден с младшим. Чувствовал себя изгоем, вторым сортом. Будто недостоин был любви родителей. Я не мог понять, чем заслужил быть в опале.

— И?

— И начал копаться, а потом меня отправили в Европу, думаю, не только за плохое поведение и проблемы с законом, но и потому что активно совал нос куда не следует.

— Не страшно?

— Иногда. Ты же знаешь немного моего отца, видишь, что он из себя представляет.

— Он что-то узнал обо мне! — выдаю Тимуру, тяжело вздыхая.

— Что узнал? — выгибает бровь Тим, касаясь двумя пальцами подбородка и задумчиво смотрит на меня.

— Увы, этот вопрос проще задать ему. Но… — задерживаю воздух, подыскивая слова, — эта причина, по которой я хочу съездить на квартиру, где жила в детстве. Я тоже ищу ответы, потому как непонятно, что нашел во мне Артем.

— Очень смешно, — хлопает Тим себя по коленям. — А ты не рассматривала вариант, что он проникся к тебе светлыми чувствами?

— Издеваешься? — настает моя очередь принимать каждое слово в штыки.

— Немного. Рад, что умная мысль пришла все же в твою очаровательную голову. Поехали, заодно по дороге подумаем, но ты, — касается он моего плеча, — расскажешь мне все, что знаешь и только попробуй утаить.

— Иначе? — ухмыляюсь, подыгрывая ему.

— Детка, я могу забыть, что обещал быть джентльменом и… — направляется Тим к выходу, — тебе понравится.

— Только после свадьбы, — закатываю глаза, радуясь в душе, кажется, что дело сдвинулось в мертвой точки.

— По рукам! — добавляет бывший и мы направляемся к его тачке, зная, что, возможно, эта поездка перевернет очень многое в наших судьбах.

***

Едва не скачу от радости горным козлом, когда мы с Аленкой выезжаем из города и двигаем в направлении соседнего областного центра. Дорога предстоит не самая дальняя, но на эти пару часов я все равно рассчитываю. Очень хочется побыть с ней наедине без ругани, споров и взаимных упреков. К тому же Ветрова особо не идет на разговор, смотрит в окно, периодически хмуря брови и о чем-то думая. Хотелось бы мне знать, о чем, конечно. Вряд ли ее мысли занимает Артем и неоднозначная ситуация с ним, скорее, Аленку заботит с чего начинать поиски и вообще, что искать-то?! Или, может, кого? Кто-то ведь остался у нее из родни?! Наверняка они могли бы помочь, если задать вовремя нужные вопросы. Вот последнего у меня, кажется, с избытком. Я готов начать спрашивать уже сейчас, но сомневаюсь, что бывшая скажет что-то толковое. Чем больше краем глаза наблюдаю за ней, тем сильнее убеждаюсь: ее пока лучше не трогать. Это с виду она, возможно, непроницаема и холодна, но внутри нее бушует ураган страстей.

— Ты помнишь адрес? — спрашиваю у Алены, ради того, что хотя бы что-то сказать.

— Приблизительно. Многое наверняка изменилось, но название улицы помню, думаю, можно у прохожих поинтересоваться, как проехать.

Киваю я, соглашаясь. А что мне еще остается делать.

— Как считаешь, Артему совсем пофигу на меня? — задает она неожиданный вопрос, а я жму на тормоз, благо сзади нет авто, а то авария была бы обеспечена.

Аленка шире распахивает ресницы, смотрит на меня, как на идиота, а потом прикусывает нижнюю губу и опускает взгляд.

— Я бы не был столь категоричен, — пытаюсь ее поддержать, на самом деле не знаю, что сказать и не обидеть Ветрову.

На этот счет у меня много мыслей, но не факт, что они верные. Я-то всегда думал, что знаю неплохо своего братца, но как оказалось — жестоко ошибался. Артем в какой-то момент смог удивить неприятно весьма, и с тех пор моя картина жизнь резко изменилась.

Это было больно, потому как в голове долгое время не укладывалось, что подобное совершил мой родной брат. Человек, которого я считал надежным тылом и поддержкой. С тех пор, кажется, я превратился в одиночку. Так проще и легче, когда не рассчитываешь ни на кого, а значит, в свою очередь, никто нож не воткнет в спину.

Порой, конечно, становилось не по себе, но я как-то научился уже заглушать в себе это, не давать прорваться эмоциям наружу.

— Ален, у меня нет обиды на тебя за всю эту ситуацию, да я не понимаю: тебя, его… Но больше, пожалуй, не держу на уме месть и все в таком роде. Судьба все расставит по своим местам, — произношу нечто философское, но, вообще, да, сам думаю об этом.

К тому же, получается, колесо закрутилось и все рано или поздно пришло бы к балансу.

— С каких пор ты стал таким мудрым, Тим? — хмыкает она недоверчиво.

— Три года большой срок, поверь. Я многое переосмысли и в чем-то стал другим. Повзрослел. Возможно, поумнел, хотя отец вряд ли согласится с этим.

— Будто тебя это волнует? — усмехается Ветрова, качая головой.

— Ты права. Мне плевать. Надо еще доказать, кстати, что он мой отец, вполне вероятно, что я подкидыш!

— Не говори ерунды, Тим, вдруг это просто самообман…

— Я даже не знаю, а как лучше, — пожимаю плечами, действительно так думая.

— Понятно, — бросает она, — может, все же поедем, пока не создали пробку километровую.

Я усмехаюсь, опомнившись словно, и медленно трогаюсь с места. Солнечный диск потихоньку катится на запад, окрашиваю луга и поля розовым цветом. Оно больше не испепеляет, не жарит, как в аду и так становится на душе прекрасно, словно