кружочки. Увидев меня, она подскакивает на ноги и с криком: «Папочка!» прыгает мне на руки.

Прижимаю дочку к себе так сильно, как только могу. Вон она — мой якорь, то, ради чего я должен держать себя в руках и решать все проблемы с холодной головой.

— Дорогой, это ты! — Милана поднимается и направляется ко мне. — А у нас тут недоразумение вышло.

Милана, как всегда, выглядит роскошно и одета с иголочки. Длинные платиновые волосы лежат на спине, отливая красивым блеском. Лицо подтянутое, умело накрашенное, собранное хирургами по малейшим деталям. Уж мне ли не знать, сколько раз она кроила себя вдоль и поперек. И не только лицо.

Тело ее — воистину как у той самой куклы барби.

Это не единственное ее сходство с пластиковой игрушкой. Как и у куклы, у Миланы нет ни души, ни сердца.

Даже сейчас, при посторонних людях, ей нет дела до дочери, которую она не видела вживую два, мать его, года! Блять! Пока Женька сидит в сторонке, та предпочитает светскую беседу с абсолютно чужим человеком.

— Всем спасибо за бдительность, — киваю женщинам. — Мы пойдем.

Женька крепко обнимает меня за шею, утыкаясь холодным носиком в ее изгиб, и кидает на Милану косые и недоверчивые взгляды.

Прости меня, моя девочка. Надо было раньше разрубить этот канат. Я идиот, хотел сделать все «по правилам», а надо было отбирать Женьку у Миланы грубой силой и выкидывать последнюю за пределы нашей семьи.

Спускаемся к машине. Жена молча идет позади нас с Женькой. Спина у Миланы ровная, будто она проглотила садовые грабли, походка выверенная, от бедра. Высоченные каблуки звонко цокают по асфальту и неимоверное раздражают этим.

Усаживаю дочь в детское автокресло, когда в спину прилетает:

— Даже не посмотришь на меня? — голос тягучий, как горячая карамель.

Да, Милана умело пользуется каждым орудием из своего арсенала. Как жаль, что мне насрать на каждое из них.

— Садись в машину, — говорю ей вместо ответа.

Хорошо, что детский сад недалеко от дома и мы добираемся за считаные минуты. Все это время Милана сидит на пассажирском сиденье и с мягкой улыбкой на лице смотрит в телефон.

С дочерью не разговаривает.

Ловлю взгляд Женьки в зеркале заднего вида.

Не будь ее тут, я бы остановился прямо посреди дороги и выволок собственную жену из тачки. Навтыкал бы ей за все, что она сделала, разорвал на куски за каждую слезу своей дочери.

Вместо этого я сжимаю крепче руль и еду дальше.

В квартиру поднимаемся все так же в молчании. Я тут же беру Женьку за руку и увожу в ее комнату, достаю наушники.

— Доченька, посмотришь мультик в наушниках, ладно?

— Давай, — Женя с готовностью забирает их и водружает на голову. — Пап, а мама уедет, да?

Закрываю глаза. Сердце разрывается в грудине. Это ебаный ад, не меньше.

— Она уедет, Жень, — произношу уверенно но мягко.

— Ладно, — дочка забирает у меня планшет и выбирает себе мультик.

Стою над ней и не могу пошевелиться.

Прости меня. Прости меня, доченька. За то, что я не могу исправить сложившуюся ситуацию. За то, что тебе приходится видеть это. Я обещаю: сегодня последний раз, когда она поступает так с тобой.

— Пап, а Инга и Сашка придут к нам сегодня? Я бы хотела показать им рисунок. Я нарисовала муми-тролльчика.

Глаза дочери загораются.

Мир, который сыпался сквозь пальцы, исчезает навсегда.

Присаживаюсь на корточки перед Женей:

— Я позвоню Инге и попрошу ее потом зайти.

— Классно! — дочка улыбается и включает себе мультик, отворачиваясь от меня.

Ну вот. Так будет лучше. Ни к чему Жене слушать наш разговор, а то, что он будет на повышенных тонах, — факт.

Никита

Закрываю дверь в комнату Жени. Закрываю дверь на кухню, отрезая нас с Миланой от дочери.

Та решительно оборачивается с чайником в руках и такой, сука, милой улыбкой на лице, что хочется размазать ее.

— Какого черта ты приперлась? — шиплю на нее.

Улыбка Миланы гаснет, а после вовсе исчезает:

— Даже чаю мне не предложишь? — выгибает бровь с усмешкой.

Подхожу к девушке и отбираю у нее горячий чайник, ставлю обратно на плиту.

— Что тебе тут нужно, Милана? — рычу на нее.

— Я приехала повидаться с дочерью! — театрально заламывает руки.

— Чушь! — выпаливаю.

— Я соскучилась по вам!

— Большего бреда я и не слышал! — хватаю ее за предплечье и с силой усаживаю на стул, нависаю сверху. — Говори честно, как есть. Что? Деньги закончились? Или Армен нахер отправил?!

— Как ты смеешь? — краснеет.

— О, да брось! — отмахиваюсь. — Срать я хотел на тебя и твоего любовника, ебись с кем хочешь. Об одном прошу, сука, в тысячный раз: дай, блять, мне развод!

Не сдерживаюсь и ору на нее. Бью по столу кулаком, хотя, если честно, хочется проехать по ее заколотому лицу.

— Я чиста перед тобой! — ага, еще скажи, невинна. — Я что, не могу соскучиться по своей семье? — пищит испуганно.

Выдыхаю шумно:

— Господи, Милана, я что, похож на дебила? — бля, реально даже смешно становится. — Ты выкладываешь фотки с другим мужиком и втираешь мне, что между вами ничего нет?

— Он продюсер! — с жаром.

— Да насрать мне на него. И на тебя тоже, — произношу спокойнее. — Дай. Мне. Развод. И съебись с нашего с Женькой горизонта. Она только жить нормально начала.

И в этом большая заслуга Инги. Инга… черт… Все это ей тоже надо будет как-то объяснить.

Я встретил Милану шесть лет назад на каком-то приеме. Она была красивой картинкой, с которой все закрутилось очень быстро. Модель — грациозная, потрясающая, статусная. Я видел ее меркантильность, бесконечный поток нужд и желаний. Я искренне полагал, что могу быть с ней счастлив, особенно когда она сказала, что беременна. Мы поженились, и родилась Женька.

А потом все изменилось.

Она не хотела заниматься дочерью, брать ее на руки, кормить. Этот ребенок ей был не нужен. Часами она зависала в телефоне, скинув новорожденную дочь на няню. Потом стала улетать на недели, месяцы. Милан, Нью-Йорк, Токио.

А через некоторое время я понял, что ей не только скучно. Ей хотелось бабок, красивой и свободной жизни без каких-либо обременений.