же не давало покоя, как будто часть меня отделилась и ушла за ним в пустоши. Может, именно так ощущается парность?

Я больше не чувствовала себя целой. Не ощущала себя спокойной, единой. Я была расколотой. Словно что-то внутри разделилось, разлетелось на части, и теперь во мне огромная дыра величиной как раз с тот самый мяч для гратхэнда.

— Подключите меня к каким-то приборам, стимулирующим мозговую активность. — Я посмотрела сначала на начальника службы безопасности, затем на врача: — Может, я смогу снова связаться с ним, увидеть больше деталей.

— Мы не знаем, насколько это опасно, — все тем же непробиваемым тоном произнес эсбешник, а в глазах читалось: «У меня инструкции». Да чтоб тебя дрангхатри пнул в причинное место! Может, мозги на место встанут — говорят, с некоторыми это работает.

— Вы не можете знать наверняка…

— На самом деле можем, — вмешался врач. — Ваша мозговая активность, мозговые волны, когда вас сюда привели, были ближе к звериным, чем к человеческим. До сих пор приборы улавливают драконье сознание.

Он кивнул на датчики на моих висках.

— Этот короткий сеанс связи для вас завершился благополучно, но каким будет следующий, мы предсказать не можем. Вы можете полностью отключиться — и это в лучшем случае, можете не выдержать его силы: человеческий разум не способен принимать такие волны продолжительное время, они очень мощные…

— Во мне маркер, — напомнила я. — Я не человек больше.

Врач вздохнул:

— Даже для иртханессы такое опасно. Судя по тому, что вы вошли в транс, вы готовы были обернуться. Видите ли, риам Этроу, при следующем контакте вы можете обернуться и навсегда уйти за ним в пустошь.

Нет, к такому я точно не готова. Сама лишь мысль о том, что я могу превратиться в драконицу не только физически, но и сознанием, разом охлаждает мой пыл. Но что же тогда делать? Как быть?

Как быть с тем, что Бена не могут найти ни одни приборы, как до этого не могли найти моих детей? Не представляю, что делать, и еще меньше я представляю, что буду делать, если ничего не сделаю.

— Я готова рискнуть, — говорю я.

— Вы, может быть, и готовы… — Врач смотрит на того, кого Бен оставил меня опекать, и я понимаю, что моя готовность тут ничего не решает. Все решает его приказ.

— Хорошо, — киваю. — Я вас поняла.

— Благодарю за сотрудничество, риам Этроу, — произносит безопасник, а врач явно с облегчением выдыхает: ему не пришлось быть в эпицентре нашего противостояния.

— Пойду к детям, — комментирую свои действия и правда направляюсь в детскую. Захожу и застаю совершенно умилительную картину: Роа, Риа, Лар и Дрим спят на одной постели. Няня сидит в кресле, довольно-таки напряженная после случившегося, но видно, что и она уже понемногу расслабляется.

— Они заснули, — говорит шепотом. — Видно, перенервничали очень сильно, и я не стала прогонять виари.

— Правильно сделали, что не стали.

Близнецы спят нос к носу, Риа сунула палец в рот. Роа и Лар прижались друг к другу спиной, Лар закинул ногу и руку на Дрим, которая то ли стережет их сон, то ли даже во сне сама урчит от умиления.

— Ваш смартфон, — говорит няня, протягивая мне его. — Они недавно закончили разговор. Хотели дождаться вас, все трое, но, видимо, их сморило.

Беру смартфон из ее рук и, не удержавшись, делаю фото. Бену точно стоит это увидеть, когда он вернется. А он ведь вернется. Обязательно. Иначе и быть не может.

Я могла бы смотреть на них бесконечно, но у их отца нет времени, а значит, его нет и у меня. Наверное, я сошла с ума, потому что рискую всем. Я не готова попрощаться с детьми, если вдруг стану вольной драконицей. Но и бросить Бена просто так в пустоши, я не могу. Мне придется сделать выбор… которого у меня нет.

— Люблю вас, — шепчу и иду к себе.

Мне бы остановиться и подумать, но я понимаю, что если подумаю, то сдам назад. Сразу же. Без промедлений. Сама мысль о том, что мои дети могут остаться без матери, то есть с матерью, но курлыкающей и рычащей, которая их не узнает, повергает меня в состояние, близкое к панике. Тем не менее я захожу к себе, сажусь на кровать и прикрываю глаза.

Как оно было там, в пустоши?

Почему-то я без подсказок умных иртханов, практически ничего не зная о пламени уже знаю все, что мне нужно делать. Поэтому сейчас восстанавливаю частичку за частичкой: дуновение ветра, жаркого, почти горячего. Сухой воздух, раскаляющийся от моего дыхания еще сильнее. Далекий манящий шум океана, острые надрезы скал на фоне летнего неба.

— Бен, — зову пока еще шепотом. — Бен, вернись, пожалуйста.

Как это почувствовать? Как восстановить ту связь, что была между нами? Связь, что гораздо сильнее свалившейся на голову парности, связь, что гораздо сильнее всех расстояний, звериной сути, всего, что только можно себе представить!

Я так и сижу на кровати, пытаясь слиться с его сознанием, влиться в него, но больше ничего не получается. Мне приходится глубоко дышать, чтобы справляться с тем, что ничего не получается.

Что я делаю не так? Ведь там, сидя с детьми, я вообще ничего не делала. Просто отдала смартфон, по которому они говорили с Элегардом, потом занялась Ларом. Ничего ведь не происходило!

Или…

Открываю глаза, снова их закрываю. Снова начинаю вспоминать, только на этот раз совершенно другое. Нашу первую встречу. Нашу вторую встречу. Нашу встречу в ресторане, откуда он меня забрал. Наши первые ласки. Алеру. Мою ревность. Лара у него на руках. Нашу первую ночь, наполненную сумасшедшей страстью. Все последующие. И не только ночи.

Память воскрешает это все, как исправный носитель информации: в таких деталях, что остается только изумляться. Как я могу помнить все эти подробности? Когда он убирал прядки волос с моего лица, целуя припухшие губы. Когда я касалась его бровей кончиками пальцев, повторяя их разлет.

Это настолько реально, что почти пять лет без него кажутся сном. Сном кажется даже сам тот факт, что он не держал своих детей на руках, когда они родились. Не целовал крошечные носики — я уверена, это было бы невероятно нежно в его исполнении. Не смеялся на днях рождения Лара и близнецов, не готовил сюрпризы каждому из них. Сюрпризы, от которых дети кричали бы от восторга.

В моих мыслях приставка «не», но в моем сердце ее нет. Я вдруг понимаю это настолько отчетливо, что меня пронзает невероятной болью и