Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ДОРОГА ИЗ БЕРЛИНА В ДЮССЕЛЬДОРФ занимает больше времени, чем следует. Огромные отрезки трассы забиты легковыми и грузовыми автомобилями. Немецкая пробка – необычное зрелище: никто не сигналит, никто не переходит на другую полосу в поисках небольшого, иллюзорного преимущества, и все грузовики, как полагается, едут строго по правой полосе. Вид блестящих BMW и Mercedes-Benz в левом ряду и безукоризненно чистых грузовиков, аккуратно выстроившихся в ряд в правом, просто доставляет удовольствие. Поскольку каждый водитель в пробке соблюдает правила и того же ожидает от других, легковые и грузовые машины передвигаются с оптимальной для создавшихся условий скоростью. Но симпатичная молодая немка за рулем нашего автомобиля не получает от этого никакого удовольствия. При виде бесконечной череды стоп-сигналов впереди Шарлотта начинает раздражаться и охать. «Больше всего на свете ненавижу торчать в пробке», – произносит она извиняющимся тоном.
Шарлотта достает из сумки немецкий перевод книги Алана Дандеса. Я ее раньше спрашивал о заголовке. Она объясняет, что в немецком языке есть выражение, которое переводится как «лизни мою задницу». Ответом на это сердечное приветствие будет: «Сперва ты лизни мою». В немецком варианте книга Дандеса называется «Сперва ты лизни мою» (You Lick Mine First). «У нас все поймут это название, – говорит она. – Но что касается самой книги, тут я не знаю».
Я не приезжал в Германию надолго с тех пор, когда мне было 17 лет. Я тогда путешествовал по стране с двумя друзьями, велосипедом и немецким разговорником. В голове моей звучала немецкая песня о любви, которой научила меня одна американка немецкого происхождения. Не везде знают английский язык, поэтому имело смысл предположить, что они не говорят по-английски, и воспользоваться тем багажом немецкого, который имеется, – обычно та самая любовная песня. В этой же поездке я решил, что мне понадобится переводчик. Я не знал, что немцы прилежно долбят английский. Казалось, все население училось по методу полного погружения Берлица. А на планете Деньги, даже в Германии, английский является официальным языком. Например, этот язык используется на всех встречах в Европейском центробанке, несмотря на то, что ЕЦБ находится в Германии, а единственной страной Евросоюза, в которой английский язык считается, хотя это и спорно, родным, является Ирландия.
Через друзей я вышел на Шарлотту, приятную, высокоэрудированную женщину 20 с небольшим лет, которая обладала на удивление стальной выдержкой – интересно, много ли найдется приятных молодых женщин, способных произнести «лизни мою задницу» без тени смущения? Она говорила на семи языках, включая китайский и польский, и заканчивала работу над магистерской диссертацией на тему «Межкультурное непонимание», которая просто призвана стать областью пристального внимания в Европе. Я поздно понял, что ее переводческие услуги мне не понадобятся, поэтому она стала моим водителем. Она была бы чересчур хорошим переводчиком для меня, но использовать ее в качестве шофера было вообще нелепо. Однако она приняла эту работу с энтузиазмом и даже разыскала для меня старый перевод книжки Дандеса на немецкий. И он ее всполошил. Для начала Шарлотта отказывалась верить в существование такой вещи, как немецкий национальный характер. «У нас никто больше в это не верит, – говорит она. – Как можно обобщенно судить о 80 млн человек? Вы можете сказать, что все они одинаковые, но с какой стати им быть одинаковыми?
Что касается анальной мании немцев, то как, скажите, могла она распространиться? И откуда взялась?» Вообще-то Дандес и сам попытался дать ответ на этот вопрос. Он предположил, что в основе повышенного внимания к анальной зоне лежит необычный способ пеленания у немецких матерей, которые надолго оставляли младенцев лежать в собственных экскрементах. Шарлотте это объяснение показалось неубедительным. «Никогда не слышала об этом», – говорит она.
Но как раз в этот момент она что-то замечает, и взгляд ее просветляется. «Смотрите! – говорит она. – Немецкий флаг». Действительно, в деревне далеко впереди висит флаг над маленьким домом. Вы можете разъезжать по Германии несколько дней, но не увидите ни одного флага. Немцам не разрешается болеть за свою команду так, как это делают другие. Это не означает, что им этого не хочется, просто они должны скрывать свои чувства. «Патриотизм, – объясняет она, – все еще табу. Говорить “я горжусь тем, что я немец” политически некорректно».
Но вот пробка рассасывается, и мы снова летим по направлению к Дюссельдорфу. Дорога отличная, и она разгоняет взятый в аренду BMW до 210 км в час.
– Очень хорошая дорога, – говорю я.
– Ее построили нацисты, – отвечает она. – Именно это говорят о Гитлере, когда надоедает говорить то, что обычно принято. Что ж, по крайней мере он построил хорошие дороги.
ЕЩЕ В ФЕВРАЛЕ 2004 Г. ФИНАНСОВЫЙ аналитик из Лондона по имени Николас Данбар опубликовал сенсационный материал о немцах из Дюссельдорфа, которые работали в банке IKB и затеяли нечто новое. «Название IKB постоянно мелькало в Лондоне благодаря продавцам облигаций, – говорит Данбар. – Банк воспринимался как тайная дойная корова». В крупных фирмах с Уолл-стрит были сотрудники, в обязанности которых входило получение кучи денег и ублажение клиентов из Дюссельдорфа, когда те приезжали в Лондон.
Рассказ Данбара, в котором он описывал, как малоизвестный немецкий банк стремительно превращался в крупнейшего клиента Уолл-стрит, был напечатан в журнале Risk. Банк IKB, который был создан в 1924 г. с целью секьюритизации платежей по репарациям государствам – членам антифашистской коалиции, впоследствии превратился в успешного кредитора, клиентами которого были немецкие компании средней руки, а потом начал превращаться в нечто иное. Частично банком владел Немецкий государственный банк, но у самого IKB не было правительственных гарантий. Это было частное немецкое финансовое предприятие, которое, судя по всему, шло в гору. И вот они берут на работу человека по имени Дирк Ретиг, немца с опытом работы в Соединенных Штатах (он работал в State Street Bank), для развития новых, интересных начинаний.
С помощью Ретига IKB создал некое подобие банка под названием Rhineland Funding, который был учрежден в Делавэре и котировался на бирже в Дублине. Они не называли это банком. Если бы его назвали банком, у них могли бы поинтересоваться, почему он не подлежал банковскому регулированию. Они называли его «кондуитом» – преимущество этого слова заключалось в том, что никто толком не знал его значения. Rhineland заимствовал деньги на короткий срок, выпуская так называемые коммерческие бумаги. На вырученные деньги он покупал долгосрочные «структурированные кредиты», которые на деле были эвфемизмом для облигаций, обеспеченных американскими потребительскими кредитами. Многие из инвестиционных банков с Уолл-стрит, которые привлекали деньги для Rhineland (продавая его коммерческие бумаги), продавали Rhineland облигации, обеспеченные американскими потребительскими кредитами. Прибыли Rhineland складывались из разницы между процентной ставкой за кредит и более высокой процентной ставкой по средствам, которые они предоставляли взаймы путем покупки облигаций. Поскольку все предприятие было гарантировано IKB, агентство Moody’s присвоило Rhineland самый высокий рейтинг, что помогло банку Rhineland получать дешевое финансирование.