Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аэлита закончила свой рассказ и впервые за это время посмотрела мне в глаза
— Что мне теперь делать?
А ведь она действительно боится. И сильно, хотя изо всех сил старается не показать этого.
— А вы сами-то что думаете по этому поводу? — спросил я. — Ведь хоть какие-то соображения у вас должны быть? Затянувшаяся неумная шутка, неадекватный поклонник-фетишист, которому нужно что-нибудь из ваших вещей?
В этом месте глаза «марсианки» сверкнули прежним огнём, но тут же погасли. Понял, сморозил не дело. Пардоньте. А она и не собиралась высказывать своё «пфе», просто агнец божий, сама кротость. Тогда я продолжил:
— Сами подумайте. Не лазают люди в чужое жилище под страхом тюрьмы только из спортивного интереса. Что-то же им надо?
— Не знаю, — завела очередную «волынку» Аэлита. — У меня ничего нет.
А вот это уже интереснее: чего — «ничего»? Когда человек отвечает таким образом, он как раз имеет в виду нечто конкретное, о котором просто не хочет говорить. Или не может. или, опять же, боится.
Не успел я додумать эту мысль, как Аэлита произнесла чуть слышно:
— Алексей Николаевич, а вы бы не могли сами осмотреть место преступления? Милиция-то его ночью осматривала. Вдруг чего важное пропустила?
Она помолчала. Я пока молчал тоже. Потом она продолжила:
— Я, конечно, понимаю деликатность ситуации. Незамужняя дама не должна так поступать. Это по́шло, в конце концов. Но я вас приглашаю исключительно как специалиста, который волею судеб оказался вовлечён в мою личную трагедию. И больше мне не к кому обратиться.
Аэлита прямо посмотрела в мои глаза и взгляд не отвела. Намёка на адюльтер там было меньше всего.
Ну что ж, назвался груздем — не говори, что не дюж, схохмил я сам про себя. Не получилось разобраться в прошлый раз, что называется, «в лоб», будем прояснять ситуацию исподволь. Нормальные герои всегда идут в обход, как пели когда-то разбойники в «Айболите-66». Мой опыт назойливо твердил мне: в чужой дом без нужды не лезут, и откуда-то стала проклёвываться немотивированная уверенность, что сегодня я узнаю многое.
Аэлита продолжала неотрывно смотреть на меня и, видимо, что-то усмотрела.
— Я сегодня пораньше заканчиваю, и мы могли бы осмотреть всё засветло. Часиков так примерно в восемнадцать ноль ноль.
Хорошо сказано, чёрт возьми! В этом вся Аэлита: «примерно… в ноль-ноль». Могла бы сказать в «ноль-три». Тоже как бы примерно. Что ж, пропал выходной…
Не встретив возражений, моя собеседница вздохнула с облегчением. Видимо, это был для неё очень огромный внутренний подвиг. Мы уже попрощались и раскланялись, когда она громко произнесла, почти крикнула мне вдогонку:
— Сапоги резиновые не забудьте!
Глава четырнадцатая
Визит к старой даме
В моем детстве существовала такая загадка: два брата живут в пределах прямой видимости друг от друга, а в гости один к другому не ходят. Почему? Ответ был такой: потому что — горцы, и их дома расположены на разных сторонах глубокого ущелья.
Горожане, населяющие ветхие деревянные домишки на улице Некрасова, горцами не были. Но они тоже не ходили за солью или четвертинкой хлеба, если нужда в том случалась, к соседям в дом напротив. А вот в рядом стоящий — пожалуйста. Вопрос тот же — почему? Ведь не ущелье же между ними в нашей равнинной местности. Ответ будет пространным. Вот таким.
Дело в том, что улица имени великого поэта существовала, а дорога — нет. Даже не так, дорога тоже была, но не для того, чтобы по ней ездили. В ней можно было только завязнуть, особенно в слякоть. Даже мощные машины не рисковали сюда заглядывать, а случись какому-нибудь безрассудному смельчаку всё-таки заскочить в обманчивое месиво, дальше весь день можно было наблюдать захватывающее шоу, состоящее из рёва движков пленённой машины и пришедших ей на помощь других большегрузов, рвущихся тросов и ядрёного мата по уши заляпанных грязью шоферов, нещадно жгущих ни в чём не повинные сцепления своих машин.
Слегка проезжей дорога становилась зимой, если по ней догадались пройтись грейдером или бульдозером, освободив от снежных заносов, да в засушливое лето. Именно в такие времена жильцы старались запастись дровами, ибо других вариантов не было. Но и летом засохшие коросты колдобин в полметра глубиной покорялись только самым мощным машинам, а случившийся дождь тут же аннулировал и такую возможность.
Вот почему я не удивился совету нашей Аэлиты про сапоги и не пренебрёг им. У меня как раз была куплена пара универсальных «резинок» к предстоящей поездке к родителям. Такой дефицит в магазинах был далеко не всегда, и случайную покупку я рассматривал, как большую удачу. Это была «вездеходная» обувь, не в плане проходимости, а потому что в ней хоть в лес, хоть в ресторан. Всё зависело от того, куда ты штанины определишь: внутрь короткого голенища или навыпуск. Вот и пригодилась обновка, подумал я, любуясь блеском ещё не знакомого с грязью чёрного каучука.
Улица Кравченко, по которой я решил пробираться к цели, проходила мимо бараков, точь-в-точь таких, как в моём любимом Панькине. Если церковь на Руси можно было построить без единого гвоздя, то барак — без единого бревна. Я, конечно, немного утрирую, но стены были из чего угодно, только не из бревен. При этом люди в них жили и даже не роптали. Правда, великое расселение уже началось, и многие счастливцы потихоньку перебирались в такие же тесные комнатушки, только с тёплой уборной.
Я размашисто шагал по дощатым трапам, частично спасавшим от той же самой грязи. Погода была замечательная, но несколько дней перед этим лил дождь, и перекрестки приходилось форсировать с величайшей аккуратностью. Подумалось, а как же это наша неземная