— Какой? — поинтересовался он чужим голосом.

— Выяснить, можно ли вам доверять, и проверить, кто могубрать связного. Вольф подозревал, что это сделал кто-то из его агентов,которому мешал Клейстер.

Кохан молчал смотрел ей в глаза.

— Про Клейстера мы все выяснили, — сказалаона, — Ульрих Катцер разыграл дешевый трюк с самоубийством. Но первыйвопрос…

— Договаривайте…

— Я все время сомневалась. Вы ведь работали в США. Каквам разрешили вывезти из страны три миллиона долларов? Почему американцы ненаблюдали за вами? Как могло получиться, что вы так быстро обосновались вАргентине? Я старалась не замечать вашего повышенного интереса к агентам,вашего искреннего возмущения преследователями. Вы точно знали, что это не могутбыть ни КГБ, ни ЦРУ. Так как я работала на КГБ, а вы на ЦРУ.

— Продолжайте, — его лицо напоминало восковуюмаску.

— У меня не было доказательств вплоть до сегодняшнегодня. Ваши люди специально заложили взрывчатку в машину, поменяв мой платок,чтобы я могла это заметить. Но они не учли одного обстоятельства — Катцера. Онсломал всю их игру. Катцер приказал пристрелить меня, и автоматная очередьраздалась за несколько минут до предполагаемого взрыва машины. Зачем стрелять вменя, если я все равно погибну в машине? И почему в таком случае нужно убиватьвас?

Кохан усмехнулся.

— Действительно, глупо, — откровенно сказал он.

— А это означало, что ваш автомобиль был предназначендля отвода глаз. Американцы просто хотели вывести вас из-под подозрения. Авместо этого окончательно вас скомпрометировали. Ни один нормальный человек нестанет стрелять в агента, который через минуту должен взорваться. Это былпрокол, Кохан. Допускаю, что вы в нем не виноваты, но это был прокол.

Кохан молча смотрел ей в глаза. Кажется, у нее блеснулислезы.

И в этот момент незапертая дверь распахнулась. На порогестоял Катцер.

— Сука, — гневно сказал он, обращаясь к Марине, иподнял пистолет, чтобы выстрелить.

Альфред Кохан выпрямился и встал между пистолетом иженщиной. Катцер усмехнулся.

— Умирайте оба к чертовой матери, — прохрипел он.Послышался щелчок. Стоявший за его спиной Ронкаль аккуратно прострелил емуголову.

Катцерупал в номер. Ронкаль осторожно подвинул его ногу ивошел в комнату, запирая за собой дверь. В его руках по-прежнему был пистолет снадетым глушителем.

— Альфред Кохан? — спросил он у стоявшего напротивмужчины.

Марина сильно толкнула Кохана и вышла вперед.

— Нет, Ронкаль, — приказала она. — Уходите.

— У меня приказ, — напомнил Ронкаль.

— Уходите, — снова сказала она.

— Я приехал сюда из-за этого, — напомнил Ронкаль.

— Здесь решаю я, — твердо сказала Марина, —убирайтесь.

Ронкаль молчал. Он знал, что должен убрать и Кохана. Но онпомнил категорические указания Маркова во всем подчиняться Чернышевой.

— Хорошо, — сказал Ронкаль, — это вам решать.Только не задерживайтесь. Мне еще нужно убрать труп.

— И он мягко вышел, закрыв за собой дверь.

Альфред Кохан и Мария Чавессмотрели друг на друга. АндреасГрунер и Марина Чернышева осознавали, что видятся в последний раз.

Они так и стояли в нескольких метрах друг от друга, даже неделая попытку приблизиться.

— Спасибо, — сказал наконец Грунер и пошел кдверям.

Она молча смотрела ему вслед.

Он уже открывал дверь, когда, вдруг вспомнив что-то, сноваповернулся к ней.

— Англичане не правы, — убежденно сказалГрунер, — это в большей степени относится к нам, мужчинам.

И вышел из номера.

Марина осталась одна в номере с лежащим на полу убитымУльрихом Катцером. На этот раз он был действительно мертв.

— Ты, как всегда блестяще справилась с заданием, —говорил ей генерал Марков, — правда, непонятно, почему отпустила живымГрунера. Впрочем, это твое дело. Я приказал Ронкалю дать возможность решатьтебе самой.

— Спасибо, — она сидела в кабинете генерала, ужезная, что он скоро уходит на пенсию.

— Все получилось, как мы и хотели. Разоблачен Грунер.Найден подлец Катцер. Проверена агентурная сеть. Все сделано хорошо. Вседовольны.

— За исключением двух женщин, — напомнилаМарина. — Элоиза Векверт потеряла своего мужа, а Ангелика Бастиан, видимо,скоро потеряет своего. Разве это не ужасно? Я иногда ночью просыпаюсь вхолодном поту. Думаю, неужели и мой сын будет когда-нибудь таким подлецом поотношению к женщинам? После этой поездки мне кажется, что любой мужчина способенна самую невероятную гадость по отношению к женщине.

Марков задумчиво посмотрел на нее.

— Я думал, ты найдешь общую закономерность у всех троихагентов, — сказал он, — разве ты не заметила одной детали? Ты ведьизучала и личные дела. Эта самая важная деталь, которая все объясняет.

— Нет, — нахмурилась Марина, — ничегоособенного в их биографиях я не заметила.

— Все трое: Зепп Герлих, Хайнц Гайслер и Пауль Цехлин —выросли без матерей.

Она изумленно посмотрела на генерала.

— Да-да, — кивнул он, — у всех троих вдетстве не было матери. Откуда у такого мужчины появится уважение к женщине,если он вырос в доме без матери? Разве он может понимать, что такое настоящаяженщина? У человека, выросшего без матери, не может быть сочувствия к женщине.

— Двадцать лет назад, принимая меня в ваш отдел, выговорили совсем другое, — напомнила Марина. — Вы говорили мне, чтоженщина — самое низменное и самое гадкое существо на свете.

— Правильно, — грустно согласился Марков, — изнаешь, почему? Потому, что я сам вырос в детском доме? У меня тоже не быломатери. Старик Фрейд был прав. Оказывается, без этого важного обстоятельства мыне становимся нормальными людьми. Ребенку нужны отец и мать. Кажется, Брэдбериоднажды сказал: «Дети простят вам все, кроме вашей собственной смерти».

— Вы становитесь философом, — заметила Марина.

— Просто за время твоей командировки я стал дедушкой.Оказывается, это самое лучшее, что может быть на свете. Даже лучше моей работыздесь.

Марина поняла, что генерал окончательно решил уйти напенсию. Она вспомнила своего сына. Кажется, еще не все потеряно. Она сумеетобъяснить ему, что такое настоящая женщина.