Если епископ плох, то не потому ли, что он заплатил деньгами за свое поставление в должность? По правде говоря, виконт не считает злом то, что должность куплена. Когда-то он дал на это согласие; покупка была совершена 40 лет назад при его участии. В 1019 году, после смерти предыдущего прелата, граф де Сердань хотел приобрести архиепископство для одного из своих сыновей, Гифреда. Тот был еще совсем ребенком, десяти лет от роду. Не будем удивляться: лишь четыре года отделяли мальчика от зрелости, а малолетство являлось залогом его непорочности. Завязались переговоры с людьми, которые распоряжались правами на это имущество, поскольку они управляли делами сите Нарбонны. Эти люди выступали совместно — граф Руэрга, маркиз Готии, и его виконт. Покупателю было чем платить, ибо он обосновался на границе в те времена, когда мусульманские царьки платили франкам дань серебром и золотом. Будучи очень набожным человеком, родич Олива, аббат Риполла, епископ Виша оказался в числе самых горячих сторонников реформы. Он основал монастырь Сен-Мартен-дю-Канигу, куда удалился на покой в 1035 году, за 15 лет до своей кончины. Сеньор хотел достойным образом устроить одного из своих сыновей — так, чтобы тот молитвами помогал спасению его родни. За такое устройство ой предложил 100 тысяч су, представив доказательства своей добросовестности. Беранже в тот момент также был молод, хотя уже участвовал в делах своего отца, правда, не имея права решать. Его отец и мать не приняли предложения. Архиепископство принадлежало их дому уже несколько поколений. По завещанию деда Беранже, в 977 году один из его сыновей стал виконтом, другой — архиепископом, — тот, который умер накануне описываемых событий. Как и во многих других сите, семья имела в Нарбонне в совместном распоряжении архиепископство и виконтство. Здесь царил порядок. Он был нарушен лишь из-за того, что старый виконт и его жена в конце концов уступили давлению маркиза, а также давлению их сына. Беранже женился на дочери графа де Безалю, брата графа де Сердань; Гифред приходился ему кузеном, был моложе его. Для Беранже продажа представлялась способом оттеснить своего отца. В те времена семьи раздирались конфликтами поколений, обусловленными становлением родовых структур. Беранже признается: чтобы побороть своего отца, он даже угрожал ему смертью.

Гифред был возведен в архиепископский сан, но после того лишь, как клятвенно обещал виконтам безопасность: никоим образом не покушаться на их личную безопасность, на их имущество, «честь». В первое время он тщательно и примерно выполнял свои обязанности. Противник прелата приводит два примера его добропорядочности. По приказанию Гифреда в Испании были найдены, выкуплены и перенесены в городской собор реликвии двух святых покровителей этой церкви, мучеников Жюста и Пастора. Таким образом возрос капитал святости, что шло на пользу всей Нарбонне. По всей видимости, подобная операция была проведена в рамках военных мероприятий, с помощью которых начиналось вытеснение мусульман в Ispania: война отнюдь не казалась противной очень молодому архиепископу. Гифред также созывал соборы для распространения мира Божия. На одном из них, в 1043 году, священникам запрещено было брать в руки оружие. Архиепископ отказался отныне возглавлять конные наезды, торжественно объявил о том, что он лично в них более не участвует, что анафеме может подвергнуться тот из его викарных епископов, кто не лишит себя радости боевых схваток. Несколько позже, в 1054 году, на новом соборе он добился того, что под защиту мира Божия были поставлены торговцы, что предписано было запрещение воевать с вечера среды до утра понедельника, что, наконец, было осуждено всякое насилие между христианами: «Христианин, который убивает другого христианина, проливает Христову кровь». Воины должны отныне обращать оружие только против неверного и в войне, единственно из всех признаваемой справедливой, — в священной войне. Таким образом, даже сама жалоба на Гифреда рисует его как реформатора, идущего в первых рядах обновляющих Церковь. Несомненно, что именно эта деятельность поссорила его с виконтом.

Применяя принципы реформы, архиепископ хотел освободить достояние своей церкви от мирской власти. С этой целью он возвел новые замки, окружил себя своими рыцарями. А для того чтобы крепче привязать рыцарей к себе, чтобы они с большим рвением защищали «вольность Церкви», прелат щедро наделял их землей. Беранже чувствовал себя одураченным, он видел, как у самых дверей залы, где он пировал с товарищами, крепнет конкурирующая сила. Виконт обвинил архиепископа в том, что тот расточает наследие собора, осыпая милостями своих людей. Как это обычно случалось, между отрядами двух противников вспыхнули стычки. «Рыцари замков» пошли друг на друга. Множились их столкновения, а затем и убийства из мести. Однажды, рассказывает Беранже, из башни архиепископа появились рыцари, которые убили одного из его людей; архиепископ же встал на защиту своих людей и отказался их судить. Во всяком случае, судить их так, как хотел бы он, виконт. В другой раз два его рыцаря, которые охраняли Сен-Совёр д'Аниан, были захвачены рыцарями Гифреда. И нет сомнения — архиепископ является жестоким человеком, покровителем шайки наемных похитителей.

Другой аргумент истца — симония. Для того чтобы устроить своего брата, прелат приобрел за 100 тысяч су епископство Юржеля. И на этот раз возмущение Беранже вызывает отнюдь не сам по себе факт сделки. Он изобличает два преступления. По его словам, Гифред прежде всего не должен был в связи со сделкой приносить оммаж, влагая свои руки в руки графини Юржеля, которая держала графство от имени своего несовершеннолетнего сына. По рассказу виконта, у всех местных вельмож это вызвало отвращение. Почему? — Как же может архиепископ выполнять этот обряд? И как же он может вкладывать свои руки в руки женщины, существа нечистого? Далее, для оплаты покупки Гифред приказал содрать золотые и серебряные пластины с алтарей, ковчегов, крестов, отдать священные сосуды на переплавку ювелирам, причем еврейским ювелирам. Прекрасный пример детезаврации, возвращения в оборот накопленных сокровищ. Книги также пошли на сторону. Нарбоннский кафедральный собор лишился своего наряда, и совершение культа утратило подобающее ему великолепие. Будучи признанным покровителем этой церкви, потенциальным наследником богатства, которое таким образом расточается, Беранже выступает с обвинением.

В этом месте текста упоминается длительный конфликт между двумя властными силами, когда военные действия перемежаются перемириями, соглашениями «конвенансами». Одно из таких соглашений, заключенное при посредничестве викарных епископов, приводит к разделу на две равные части доходов, получаемых от «правосудия христианства», то есть от судов, наказывавших нарушителей перемирия Божия. Свою долю виконт оставляет на содержание собора. Это сумма в 10 тысяч су, что дает представление о величине ренты, ставшей предметом соперничества, а также показывает, сколь прибыльным может быть капитал, вложенный в епископскую кафедру. Наконец, тот факт, что виконту пришлось уступить причитавшуюся ему долю, свидетельствует о победе архиепископа, который добился полноты своей юрисдикции в городе по делам мира Божия. Но эти хрупкие договоренности вскоре были нарушены. В конце концов виконту, кажется, удалось поднять против своего конкурента каноников кафедрального собора и их главу — архидиакона, использовав спор о мощах Жюста и Пастора и о пожертвованиях, которые благодаря этим реликвиям притекали. Беранже предложил свое посредничество; спор должен был бы разбираться судом под председательством архиепископа Арля, сам виконт держал бы залог на сумму до 10 тысяч су; до суда никто не мог бы пользоваться доходами от пожертвований. Но архиепископ, облачившись в pallium, яркий плащ, символ достоинства, пошел на разрыв, покинул сите, увезя с собой реликвии. Он перенес свою резиденцию в одну из деревенских церквей, поместил там книги, кресты, большое распятие, собрал новый капитул из числа добрых клириков, принявших реформу. Для Нарбонны это было несчастьем: «У благородных людей и у всего народа края был обычай приходить в сите и в его собор, а у грешников — нести свои дары и делать вклады на церковное устроение, Гифред же их отвратил, — рассказывает виконт, — и собирая эти средства, употребил их на жалованье своим воинам». Жалоба была серьезной. Ей был дан ход. Последовали новые переговоры, обмены гарантиями, клятвами. Прелат, как кажется, обещал возвратиться, но из-за своего упрямства нарушил клятвенное обещание. Наконец, Беранже сделал опасный и хитрый ход, прибегнув как к последнему средству к помощи женщины. Эта женщина находилась в родстве с ним, но одновременно была двоюродной сестрой Гифреда. Она пришла к нему и умоляла его вернуть реликвии. Напрасно. Тогда, действуя без ведома своего супруга (по крайней мере, так утверждается в документе, ибо поступок граничил со святотатством), эта добрая жительница Нарбонны похитила реликвии из маленького святилища. По утверждению виконта, это место еще не было освящено, что смягчало ее вину. Но проступок, тем не менее, оставался серьезным, входил в круг тех, которые отныне суровейшим образом карались в соответствии с кодексом мира Божия. Архиепископ немедленно нанес ответный удар, предав анафеме Беранже, его жену и детей. Тщетны были все их усилия уйти от этого страшного удара, бросившись к ногам прелата, окруженного своим двором. Как говорится в документе, отлучена была «вся земля». Надо понимать это так, что на всю городскую территорию был наложен интердикт, запрет на богослужения. Не разрешалось более проводить крещения, погребения, мессы, благословения; иссякли все источники святости для подданных виконта, им пришлось умолять его покориться. Он подчинился наполовину и решил обратиться в суд. А членами его являлись те люди, которые учредили организацию мира Божия. Отныне исключалось посредничество родственников и друзей противных сторон. Их спор должен был рассматриваться в иерархизированных структурах церковной юрисдикции.