Ради ослабления королевской власти папа стремился изолировать то, что он называл regnum Franciae, делая при этом ставку на расшатывание скреп, которые позволили объединить великие княжества в рамках франкского королевства. Папа попытался усилить самостоятельность других властелинов — regna. Сначала герцог аквитанцев в 1064 году, а затем герцог нормандцев в 1066 году получили vexillum — стяг Св. Петра. Передавая им эти хоругви, епископ Римский благословлял военные экспедиции государей (речь шла об экспедициях за пределы королевства, против неверных в Испании, против погрязшей в грехах церкви в Англии), но также превращал их в своих знаменосцев, помощников, включал их в свой собственный дом, распространял на них свое покровительство, мощь. Не будем принижать значение жеста человека, принимающего в свои руки стяг. Этот жест был таким же обязывающим, как принятие оружия из рук кого-то другого. И если на шпалере из Байё Гарольд изображен с оружием, врученным ему Вильгельмом Нормандским, то это означало, что в соответствии с ритуалом Гарольд как бы поступал в услужение Вильгельму.

Когда король Франции Людовик поднимал орифламму, хоругвь Св. Дионисия, то не означало ли это в начале XII века, что «в качестве знаменосца» он приносит оммаж этому святому? Равным образом не могли ли Ги-Жоффруа Аквитанский и Вильгельм Нормандский рассматриваться как подданные Св. Петра? Более дерзкими были действия легатов в графстве Анжу. Это небольшое государство без всяких оговорок зависело от regnum Franciae. Однако в 1067 году один из папских уполномоченных осмелился распорядиться «честью» владетеля Анжу. Граф покусился на вольности Церкви, его преступление заключалось в том, что он установил над некоторыми религиозными учреждениями края такую власть, которую эти учреждения не могли более терпеть. Легаты решили облегчить их долю. Они отобрали Анжу у графа, передали владение его брату «от имени Святого Петра». Именно эти слова употребляет составитель документа, желавший сохранить память о них. Слова звучат двусмысленно. Можно было понять их так, что Св. Петр, епископ Римский, в результате этой передачи становился — вместо короля — сюзереном «государя», получившего графство. Король не был, правда, полностью исключен из сделки; новому графу пришлось договариваться с ним, уступить ему Шато-Ландон, землю своих предков. Не заключались ли намерения римской курии в том, чтобы использовать формы пожалования и личной зависимости для распространения на княжества папского патронажа — точно таким же способом, каким этот патронаж был распространен на монастыри Клюнийской конгрегации? На Юге, в большем отдалении от центров власти Капетингов, такая политика развивалась в открытой форме. Так, в 1081 году граф Прованский принес оммаж папе, четырьмя годами позднее граф де Могио признавал, что получил свою сеньорию и епископство Магелонна от Св. Петра, обязывался отныне ежегодно выплачивать папе по унции золота. По форме эти выплаты напоминали сбор, который выплачивало аббатство Клюни и которое символизировало его подчинение папе. На папском престоле был в тот момент Григорий VII, проводивший наступление на Севере.

Он доверился двум епископам, выбранным в недавно реформированных областях, — Амату, епископу Олорона, и Гуго, епископу Ди. Одного из них папа сделал архиепископом Бордо, другого — архиепископом Лиона. На них была возложена обязанность вести борьбу в северных церковных провинциях. В 1080 году Гуго заставил склониться перед собой архиепископа Реймсского. Через восемь лет, ведя борьбу с архиепископом Санса, он поставил на епископскую кафедру в Шартре Ива, каноника-монаха из Бове. Митрополит упорствовал, отказался миропомазать избранника. В 1088 году папа сам совершил рукоположение Ива в Капуе. Но король франков Филипп I поддержал архиепископа, в 1094 году созвал в Реймсе собор, чтобы изгнать Ива из Шартра. И тогда римская курия прямо выступила против сюзерена.

Граф Анжу, тот самый, которого Рим привязал к себе 17 лет назад, лишив его брата наследства, злоупотребил своей властью, бросив этого брата в темницу и доведя до сумасшествия. За это граф был отлучен от Церкви. Гуго де Ди поспешил снять наказание, а позже, в Отене, на другом соборе, проходившем под его председательством, объявил об отлучении самого Филиппа I. Отнюдь не по причине вымогательства, симонии. Король торжественно сочетался браком с супругой этого самого графа Анжу, хотя первая жена короля была жива; новая супруга приходилась ему двоюродной сестрой. Итак, и двоеженство, и кровосмешение. Этого было достаточно, чтобы если и не погубить короля совсем, то, по крайней мере, принудить его к покаянию. Посланников папы поддержал их ставленник Ив Шартрский, единственный из всех епископов Франкии, который в 1029 году публично осудил женитьбу короля. На стороне легатов выступил и граф Анжу, помирившийся с папой и послушный ему. Отныне по его приказанию на документах, исходивших из графской канцелярии, ставился не год царствования Филиппа, ибо, по словам графа, «его прелюбодеяние позорит королевство Франции», но год понтификата. Такая модификация формулы означала просто-напросто переход суверенитета, который из-за греховности короля оказывался в руках папы Урбана II, бывшего великого настоятеля Клюни.

Как некогда Лев IX, Урбан II стал путешествовать, показывая миру свою державность, созывая в избранных местах соборы для проведения реформы. На одном из них, в Пьяченце, на Севере Италии, он провозгласил каноны, которые еще более разделили духовенство и светский мир. Первому было предписано еще больше очиститься, приняв обет безбрачия; второй терял все свои права на сакральное: при инвеституре запрещались жесты, выражающие какую-либо зависимость духовного от мирского. Затем папа появился в Галлии, начав свое путешествие с тех областей, в которых его превосходство являлось неоспоримым. Из Баланса, из Пади были разосланы приглашения на Великий собор. Он должен был состояться в Оверни, в Клермоне, на передовой линии борьбы, перед лицом королевской Франции, тех провинций, где архиепископы и епископы, следуя каролингской традиции, изъявляли чрезмерную почтительность к достоинству и прерогативам короля-помазанника. Доказательство: они благословили брак Филиппа. Глас Ива Шартрского был гласом вопиющего в пустыне.

В конце 1095 года торжествующая теократия заявила о себе в Клермоне, устроив пышный спектакль. Все духовенство и весь народ, знать, средний и малый люд собрались вокруг папской персоны. Понтифик занимал место, которое когда-то, во времена мироустроительных собраний, предназначалось для святых мощей, то есть место отсутствующего короля, место Божие. Урбан II сразу же показал, обращаясь к Северу, что берет в свои руки реформу епископата. Постановления, принятые в Пьяченце, были дополнены следующей статьей, рассчитанной на то, чтобы еще более отделить прелатов от сюзерена: «Любому епископу или священнику запрещается давать королю или другому светскому лицу присягу на личную преданность (fidelite lige)». «Преданность-lige» — это выражение из лексикона периода вассальной зависимости, оно подчеркивает приоритет взятого на себя личного обязательства перед всеми другими (включая обязательное несение военной службы). Используя такую терминологию, церковный канон не запрещал любые другие формы преданности. Но он во всяком случае предоставлял аргумент тем, кто хотел бы что-то оспорить, уклониться, предать. Затем Урбан II обобщил, унифицировал предписания мира Божия, распространив их на весь христианский мир, как бы взяв на себя роль единственного наместника Всевышнего на земле, единолично ответственного за все, на ней происходящее. Эти две сцены стали кульминацией представления. Их дополнили два акта. Папа торжественно подтвердил отлучение Филиппа I. Нельзя не заметить, что король франков впервые подвергся такому наказанию, но это было и в последний раз. Затем папа выступил на лужайке у ворот старинного города, приняв позу Карла Великого из легенды, императора окончания века, верховного вождя, ведущего Божий народ к озарениям Второго пришествия Христова. Из центра Галлии он призвал к тому, что мы называем крестовым походом. Сам текст его речи потерян. Хронисты воспроизвели его следующим образом: «Спасите ваших братьев, обитающих на Востоке. Неверные дошли до моря, которое называют Проливом Святого Георгия (оно омывает Константинополь), они их уже семь раз победили в битве, они скоро двинутся дальше.