Четкость, с которой Алексей Николаевич перечислил все позиции, меня удивила. Наверное, на моем лице отразилась гамма чувств, потому что профессор вдруг сказал:

– Говорю, словно отрепетировал? Последнее время я все чаще думал о последней воле, составлял завещание на разный манер, размышлял, что и кому оставить, и понимал: передать память о предках некому! У меня много ценных вещей, но есть особенно дорогие, которые ничего не стоят. Непонятно?

Бутров открыл письменный стол и выложил из ящика небольшую коробочку.

– Работа мастеров Палеха. За эту безделицу много денег не выручить, хотя она сделана кем-то из старых мастеров. Но для семьи Бутровых – это реликвия. Когда родители вернулись из Великобритании в Россию, они первый свой отпуск провели в поездке по стране, побывали в Палехе, где отец тайком заказал эту коробочку. Мама не знала о планах мужа и была поражена, когда он ей спустя три месяца преподнес подарок. Видите, на крышке изображение ангела? У него лицо моей мамочки.

– Надо же, как романтично, – восхитилась я.

– Отец умел радовать близких, – кивнул Алексей Николаевич. – Вот почему эта шкатулка для Бутровых бесценна. Но для остальных это безделица: повертят в руках и выбросят.

Бутров нежно погладил реликвию и поставил в ящик.

– У меня редко бывали гости, а уж после смерти Гали я и вовсе стал жить бирюком. Вы первая за долгое время, кто здесь пьет чай. И не слишком-то я люблю повествовать о том, что имею. Например, об этой шкатулке, кроме жены, меня, ну еще и Любы, теперь знаете вы. Больше никто. Очень вас прошу, не распространяйтесь о сути завещания. И, пожалуйста, сообщите Любе, что Надежда моя официальная наследница. Позвоните ей прямо сейчас, при мне.

Я не стала спрашивать, почему профессор сам не хочет общаться с коллегой и другом, взяла телефон и набрала сотовый Добровой. Мобильный оказался отключен.

– Не подходит? – огорчился Алексей Николаевич.

– Может, соединитесь с ней позднее? – предложила я. – Думаю, вам лучше лично сказать ей об оформлении завещания.

Профессор поднял руки:

– Нет, нет, она разгневается. Любочка очень щепетильный человек, начнет меня упрекать, негодовать. Она никогда не принимала от меня дорогие подарки, считала, что это не этично. Букет цветов, коробка шоколадных конфет, более ничего. Ее реакция на мое решение будет бурной. Поэтому, милая Татьяна, исполните роль миротворца-посредника. Кстати! Вспомнил! У Любы же сегодня библиотечный день, вот почему у нее выключен личный телефон.

Я обрадовалась возможности попрощаться.

– Ну, раз Любовь сейчас в читальном зале, то…

– Звоните ей домой, – распорядился археолог.

– Но вы же сказали про библиотечный день, – удивилась я.

Бутров улыбнулся:

– Это, по сути, лишний выходной. Любаша в это время занимается уборкой-стиркой. Хочу, чтобы она узнала: Надя после моей кончины, а ее ждать недолго, получит все. Я готов потратить на лечение девочки любые суммы. Но, предвидя излишне бурную реакцию Любы, хочу спрятаться за вашей спиной. Люба по характеру – фейерверк: взрывается, мечет искры, правда, скоро успокаивается.

Я покорилась и набрала другой номер.

– Слушаю, – ответил мужской голос.

– Иван Сергеевич? Позовите Любу, – попросила я.

– Кто ее спрашивает? – не узнал меня бизнесмен.

Я представилась:

– Татьяна Сергеева.

– Люба легла отдохнуть, – объяснил Иван. – У нее после нашей беседы голова разболелась. Если это срочно, могу ее разбудить.

– Думаю, особой необходимости в этом нет, – забормотала я. – Завтра побеседуем.

– Определенно что-то произошло, – занервничал Добров. – Я слышу в вашем тоне недосказанность.

Я попыталась прервать беседу:

– Все в порядке.

Но Иван Сергеевич вцепился в меня, словно клещ:

– Скажите, что случилось?

– Перезвоню через десять минут, – пообещала я и отсоединилась.

– Обязательно скажите Любе, – вновь завел Бутров.

Я кивнула.

Профессор внезапно поморщился. Я испугалась:

– Вам плохо?

– Сделайте одолжение, принесите из аптечки, она в ванной, баралгин, голова заболела, – попросил археолог.

Я поспешила исполнить его просьбу, слетала в санузел и, взяв пилюли, пошла назад. Смешно, Бутров чистит зубы пастой «Нокко» – той самой, что производит муж Любы. Профессор приносит прибыль Доброву, он покупает изделие его фирмы.

Когда я на первом этаже вышла из лифта, там стояла юная девушка с пакетами из супермаркета.

– Побыстрей двигаться нельзя? – раздраженно спросила она. – Ты не одна на свете.

Я молча посторонилась, но девица не унималась.

– Фу, – взвизгнула она, входя в подъемник. – Мыться не пробовала? Купи кусок мыла.

К сожалению, на свете встречаются особы, смысл жизни которых состоит в бесконечных скандалах как с родными, так и с незнакомыми людьми. В кабине на самом деле внезапно запахло отнюдь не французскими духами. Там стоял аромат чего-то очень знакомого, вроде растения или лекарства, а еще почему-то интенсивно воняло рыбой. Не самый приятный «букет», скорее всего, в доме засорился мусоропровод. В холле первого этажа тоже стояла вонь, как в цеху комбината по разделыванию скумбрии. А я, между прочим, два раза в день непременно принимаю душ. Но не рассказывать же об этом противной девице!

– Некоторые бабы грязнули! – успела крикнуть незнакомка, до того как автоматические двери плавно закрылись.

Я чихнула, вышла на улицу и услышала въедливую трель мобильного. Судя по сообщению на экране, меня разыскивал Иван Сергеевич.

– Немедленно поясни, зачем тебе нужна моя жена? – натянутым голосом произнес он.

Я попыталась успокоить Доброва:

– Ерунда.

– Я еще чего-то не знаю? – не утихал бизнесмен. – Сережа тоже не мой ребенок? Отвечай! Будешь молчать – я с ума сойду.

Я попыталась закруглить беседу:

– Иван Сергеевич, успокойтесь, просто…

– Что? – заорал он. – Просто и сын мне не сын?

– Сережа был вашим ребенком, – сказала я.

Но Иван Сергеевич впал в истерику:

– Зачем тебе Люба? Рассказывай! Чего молчишь? Прямо сию минуту растолкаю жену! Заставлю ее признаться во всем!

Меня поразила бурная реакция Доброва. С другой стороны, мало кого обрадует известие, что долгие годы воспитывал девочку, не родную по крови.

– Люба! – заорал Иван. – А ну, выходи!

– Стойте, – велела я, – дайте супруге отдохнуть.