Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Со мной тут такая хрень творится, — попытался оправдаться я.
— С тобой хрень творится? Да что ты говоришь! Бедняга! Знаешь, какая хрень творится со мной, а? Ни хрена ты не знаешь, Барсуков! Урод ты моральный и физический! Ненавижу тебя!
К сидящей за соседним столом паре присоединились и другие зрители. Кто-то молча наблюдал за происходящим, кто-то улыбался, откинувшись на спинку стула, одна девушка подвинула поближе к себе мобильный телефон.
— Я не хотел тебя обидеть, — в очередной раз вклинился я в монолог Ирины в попытке стабилизировать ситуацию, но сразу же понял, что сказал не то.
— Обидеть? — Глаза Ирины снова высекли порцию ярких искр, — Обидеть? Ты вообще понимаешь, что ты наделал? Ты мне всю жизнь сломал! Я столько времени потратила на то, чтоб вернуться к работе, чтоб с ума не сойти, чтоб просто забыть тебя навсегда, и как только стало получаться, ты являешься сюда как ни в чем не бывало и говоришь мне, что не хотел меня обидеть?
— Ир, тебе помочь? — Стоявший за стойкой бариста, высокий худой парень казахской внешности, явно был напряжён происходящим.
— Нет, Гек, не надо, всё хорошо, сейчас подойду, — бодрым тоном ответила Ирина в сторону бара.
— Так, значит, чего тебе, козёл? — Ирина вновь обратилась ко мне, но уже более тихим, но не менее напряженным голосом. — Сырники с лимоном?
— Чай с лимоном, — аккуратно поправил я.
— Ну да. И кашу?
— Пожалуй, кашу не надо.
— Да? — Ирина заглянула вне в глаза так глубоко, что я почувствовал, как желудок свернулся в трубочку. — А почему?
— Перехотел.
— Перехотел? — ехидно переспросила Ирина, что-то записывая в своём маленьком блокноте.
— Ир, давай поговорим, а?
Ничего не ответив, девушка развернулась и ушла в направлении барной стойки к Геку, который по-прежнему напряжённо поглядывал в нашу сторону. Люди вокруг вернулись к еде, кто-то начал что-то обсуждать, остальные уткнулись в телефоны. Я лишь ощущал красноту собственных щёк и лёгкое дрожание коленей. Раздражало не столько отношение Ирины ко мне, сколько полнейшее непонимание происходящего. Что я сделал не так? Какая вообще связь между мной и Голиной? Ну да, она не дурнушка, с первой встречи вызывала во мне приятные дружеские чувства. Как девушка. Девушка-друг. Подруга моей жены. Целеустремленная, общительная, открытая. Но ведь между нами никогда ничего не было! Никогда!
Я перевёл взгляд на огромное панорамное окно: дождь на улице лил, не переставая. Классическая московская осень.
«Ладно уж, чего врать-то, — мысленно продолжал я, — она прикольная. Не модель, но и не толстуха (на мгновение я вспомнил, как обнимал жирную Ольгу в кровати, и стало противно). И улыбка классная. Но что из этого? Я никогда к ней не подкатывал! Даже на общих вечеринках после шампанского я не позволял себе лишнего, хотя иногда и очень хотелось. А чего хотелось-то? Да хрен его знает! А чего всегда хочется на вечеринках после шампанского? Общения и флирта, чего ж ещё. Правда, Ирка никогда не позволяла мне с собой флиртовать. А я вообще пытался? Ну, было пару раз, закидывал удочку… но исключительно ради флирта и под алкахой в хорошем настроении, чего в этом зазорного-то? Я вообще ей никогда не нравился! У неё явно были другие вкусы на парней. А какие у неё были вкусы?..» — Я погрузился ещё глубже в свои размышления и посмотрел на потолок с узорчатой лепниной. Красивый потолок.
Вообще не помню, чтоб у Иры кто-то был. Всегда одна. Интересно, почему? Никогда об этом не задумывался. Одна и одна, так, наверное, удобнее. Совершенно очевидно, что никакие обстоятельства не могли бы свести нас вместе! Да и зачем? Но если поразмышлять теоретически… только вот совсем-совсем теоретически, то… мог бы я Аньку поменять на Ирку?
Я вновь ушел в собственные мысли, но на этот раз посмотрел на люстру из красивого резного стекла под высоким потолком некогда бывшего особняка.
Да, мог бы, почему нет? Нормальная девушка. И задница у неё красивая!
«Блиин, — поймал я сам себя на том, что убегаю в фантазиях слишком далеко, и опустил глаза в пол, — о чём ты вообще думаешь, Лёха? Какая задница? Какая, какая… охренительная задница! Хотя остальное — не фонтан. А в заднице ли счастье?»
— Ваш чай, пожалуйста. — Молодой человек, которого Ирина назвала Геком, принёс мне чай. — Сырники скоро будут.
— Спасибо, — ответил я, вновь ощутив чувство вины перед девушкой, хотя и сам не понимал, в чём его причина.
Гек ушёл.
«Моё счастье, похоже, в заднице, — подытожил я собственные размышления, — вернее, в жопе. Полной жопе».
Я налил чай в чашку, туда же положил лимон и сразу отхлебнул. Крутой кипяток обжёг язык. Сидевшая за соседним столом пара расплатилась и вышла из кафе.
«Ты, Лёха, шизофреник, Роман был прав, — продолжил я сам с собой, — у тебя мысли только о бабах. Люди вокруг пропадать стали, вещи меняться, а ты всё о жопах думаешь. А о чём ещё думать? О работе? О Сергее Павловиче с его постсоветским снобизмом? О детях? Да чтоб о детях думать, надо сначала подумать о том, кто тебе их родит! Аня? Ну, не знаю. Вряд ли. А если и родит, то воспитывать их мне самому придётся, она-то в салонах своих сидеть будет и галереях. Оно мне надо? Карьеру в этой логистике не сделаешь, воспитанием детей заниматься — не совсем мужское дело, счастья в этом мало. А в чём счастье?»
Я вновь завис на мгновение, пытаясь методом перебора найти самый счастливый момент в моей жизни.
«Алина! — На воображаемом барабане счастья стрелка указывала на комнату с тяжелыми занавесками-портьерами и приглушенным светом. — Вот Алинка была счастьем! Она же ведь неземная! Как вообще можно доставить столько удовольствия собственным телом? И эта идеальная фигура, и эти ногти на ногах, и эти губы, плоский упругий живот… Чего ещё для счастья мужику надо? И друзьям не стыдно показать, и на море съездить, чтоб остальные на пляже завидовали, и секс каждый день до искр из глаз. Классная девушка! Только вот ей девятнадцать, а мне тридцать пять. Ну, то есть через десять лет ей будет двадцать девять, а мне? Почти полтос? И что? Другую Алину себе искать? А ведь Аня была со мной с восемнадцати лет! Но Аня — это другое, Аня — это любовь. А Алина? Алина — это…»
— Ваши сырники, — приземлил меня в моих фантазиях всё тот же Гек.
— А почему с вареньем? Я же со сметаной просил.
— Хорошо,