— Как я мог его не заметить? — с досадой произнёс я. В ответ Роман только довольно хрюкнул в телефон. — Иду, жди.

Пройдя ещё метров двести, пару раз провалившись кроссовками в грязь и с десяток раз громко выругавшись, я вышел к пляжу номер четыре. За те минуты, что я шёл к Роману, я успел подумать обо всем: о том, что Аня всё же лучше Алины, поскольку вторая хоть согреть может и качественнее, но может и вообще не согреть. А Аня — она же родная, не бросит ни при каких обстоятельствах! А ещё я несколько раз вспомнил Голину, почему-то именно после того, как испачкал кроссовки. Что вообще с этой Голиной не так? Странная она. Всё же не в моём вкусе. Даже сложно представить, в чьём она вкусе должна быть. Вот же, блин, как жизнь устроена — у одних баб отбоя от мужиков нет, а другие всю жизнь себе пару найти не могут, хотя очень даже неплохие вроде как девушки. А одному плохо. По себе знаю. Я вновь прокрутил на увеличенной скорости пару сцен из нашей с Аней совместной жизни.

Ещё я успел вспомнить детей и ту Лену, на которую наткнулся одним утром в своей же квартире. А вот Анька детей не хочет. Это тоже как-то странно. Всю жизнь прожить с девушкой и не завести детей? Точно нет! Прожить с ней тридцать лет и на старости найти себе молодую, лишь бы ребенка родила? Совершенно не вариант. Аньку бы я в какой-то момент родить уговорил, сомнений нет. Правда, пришлось бы копить на какой-нибудь «Мать и дитя», она бы в обычном роддоме рожать отказалась. А там сколько роды стоят? Миллион? Больше? Копить и копить! На второго после таких родов я бы уже не согласился. А один ребёнок в семье — это беда для малыша. Без братьев и сестёр плохо очень, по себе знаю. Замкнутый круг какой-то.

И в сплетении всех этих мыслей нашлось даже место для воспоминаний о толстой Ольге. Не толстой, конечно — полной. Очень полной. Вот у неё бы проблем с родами в платном центре не было бы в принципе! Ей бы даже платить не пришлось, папа бы по звонку всё организовал. Хорошо иметь такого тестя. Только для этого надо иметь такую жену, как Ольга, а вот это уже не очень хорошо. Всё же странно жизнь устроена, очень странно.

— Лёха! — прервал мои размышления возглас Романа. Он стоял метрах в двадцати от меня на мокром песке совсем рядом с кромкой воды. — Иди сюда!

Я подошёл к Роману. Ноги проваливались в мокрый песок, который тут же прилипал к грязи на кроссовках. Куртка начала промокать и прилипать к спине.

— Плавки взял? — громко спросил меня Роман, как только я приблизился к нему на расстояние вытянутой руки, и расплылся в широкой улыбке.

— Ты ебанулся, Ром? — спросил я сурово, но стараясь быть не грубым. — Чего мы тут делаем?

— Согласись, классно же, когда нет никого? — ответил Роман. — Обычно тут полно народу.

— В такую погоду? Ром, ты мудак? — Моё терпение подходило к концу.

— Да не злись ты, — Роман был спокоен, хотя так же, как и я, промок насквозь, — я же тебя не просто так позвал.

— Надеюсь, что не просто так. Иначе с тебя пятихатка.

— Развели? — спросил он и вновь улыбнулся. Я почувствовал, как с капюшона мне в рот упало сразу несколько крупных капель, и облизал губы.

— Ты сказал, что не один тут, — продолжил я разговор.

— Уже один, не бери в голову.

— Ром, я ни хрена не понимаю!

— Да и я, если честно, друг, тоже. — Роман положил мне руку на плечо. — Ты сам-то как?

— С ума походу сошёл.

— Время такое, — многозначительно произнёс Роман и убрал руку с моего плеча.

— Какое? — риторически спросил я.

— Сложное. Всё смешалось, а что с этим делать — не ясно.

— Согласились.

— Бьёшься за одно, а получаешь совсем другое. Планировать уже ничего нельзя! Раньше как-то всё проще было.

Роман вновь сделал паузу, словно ожидая моего очередного согласия. Я лишь одобрительно кивнул. Он продолжил:

— Многое поменялось. Стадия насыщения прошла, наступила стадия переполнения. Слишком много всего стало разом, в одну голову и одну человеческую жизнь не вмещается.

— Ты меня сюда пофилософствовать пригласил? — перебил я Романа.

Тот в ответ улыбнулся одним уголком губ, как он это умеет:

— Да какая же это философия? Это жизнь! Хреново то, что не ясно, что с этим со всем делать, вот, — повторил фразу Роман и глубоко вздохнул полной грудью. Воздух у реки и вправду был более густым, прохладным и вкусным.

— Слушай, Романыч, — нарушил я молчание, поскольку физически ощущал, как по всему телу бегут ледяные мурашки. — Мне как-то не до философии сейчас.

— Нет никакой философии, Лёш! — Роман тоже начинал заводиться. — У нас с тобой проблемы разные, понимаешь? Диаметрально противоположные! Я уже не знаю, что со всей этой хренью делать! — последняя фраза прозвучала особенно надрывно, и мы оба замолчали.

— Поехали на хуй отсюда, Ром.

— Пойми, это ничего не решит, — ответил Роман.

— А стоять тут под ливнем и жаловаться друг другу на проблемы — решит? Не думаю. — Я развернулся и медленным шагом, не торопясь переставляя тяжелые от воды и грязи кроссовки по песку, направился в сторону грунтовой дороги, ведущей обратно к парковке.

— Так жалуешься ты, а твои проблемы разгребать мне, — крикнул мне вслед Роман. — У тебя в башке дурдом, там всё сразу, понимаешь, а так быть не должно! И Аня там у тебя, и шлюхи, и Царёва, и Голина эта, мать её! — Роман всё это выкрикнул в сердцах, но понял, что сказал что-то не то, и одёрнулся.

— Откуда про Ирку знаешь? — Я встал, как вкопанный. — Я же тебе не говорил.

Медленно я повернулся к Роману лицом. Куртка окончательно прилипла к телу, штаны тоже, дождь продолжал барабанить по капюшону, смысла в котором уже никакого не было. Роман стоял метрах в десяти от меня и пристально смотрел в глаза. Его лицо выражало испуг, смешанный с безысходностью. Никогда прежде я не видел его таким.

— Извини, Лёш, — по-настоящему виноватым голосом медленно произнёс Роман. — Я просто не справился с задачей.

По щеке Романа тонкой струйкой потекла слеза. А может быть, это была просто дождевая вода, скатывающая с его густых волос — я не разобрал. Медленным, но уверенным движением Роман достал из кармана своей промокшей куртки пистолет, на вытянутой руке направил его мне в лицо и