Эндрю Лоуренс Кин, запыхавшись, взобрался на вершину холма и посмотрел на запад. Приближалась середина чудесного весеннего дня. В такое время в старом мире ему хотелось оставить душный класс и повести учеников в ближайший сосновый лес. Теплый воздух благоухал летними ароматами, располагал к неторопливому ленивому времяпрепровождению. Хотелось лечь под деревом и читать книгу до тех пор, пока сон не сморит и тебя, и собаку, прикорнувшую у твоих ног. Но в этом мире не было собак.

Эндрю запустил палец за ворот мундира и слегка поморщился от прикосновения к пропитанной пылью и потом ткани. Он рассеянно поднял ко рту галету с острым сыром, откусил кусок и запил холодным чаем из старой оловянной кружки. Рядом с ним расположились Пэт, Эмил, Калин и Григорий. Каждый из них вооружился биноклем или подзорной трубой и молча наблюдал за приближающейся ордой.

Весь горизонт с западной стороны был закрыт приближающимися мерками. Они двигались в шахматном порядке, десять квадратов по тысяче всадников в каждом умене. На одну милю линии фронта приходилось пять полков. Стрелки в свободном строю намного обогнали основную массу войска. Последние из кавалеристов Шовалтера отходили за линию укреплений, изредка останавливаясь, чтобы выстрелить по врагу; грохот карабинов эхом отдавался в воздухе.

Рядом с Эндрю сидела Кэтлин, и это беспокоило его больше всего. Ей следовало уехать вместе с Мэдди еще несколько дней назад, но Кэтлин смогла убедить полковника, что ее госпиталь будет эвакуироваться в последнюю очередь. Она разбила все его доводы, обвинив в злоупотреблении привилегиями, чем заставила еще острее ощутить чувство вины. В этой ситуации ему хотелось просто приказать ей упаковать вещи и отправиться на восток. Хорошо, хоть дочку удалось отправить вместе с Людмилой, женой Калина, к Татьяне и ее детям. Втайне от всех Эндрю взял с Людмилы обещание в случае поражения забрать детей и спрятаться в Большом лесу. Было нечестно ставить своего ребенка и внуков президента в особое положение, но, черт побери, после всех этих лет, отданных Республике Эндрю считал возможным получить хоть какое-то преимущество в том случае, если война будет проиграна Ради безопасности детей Людмила согласилась с его планом доказав тем самым что узы крови и чувство материнства сильнее приверженности республиканским принципам.

— Теперь я понимаю, почему ты так сильно увлекся всем этим, — сказала Кэтлин, указав на огромное войско орды.

Мерки заполнили всю долину: четыреста тысяч воинов на сорокамильной линии обороны.

— Просто жуть берет — целая армия со знаменами, — продолжила Кэтлин. обращаясь к Эмилу.

— У этой армии есть одна весьма неприятная особенность — своеобразный способ заканчивать сражение, — ответил Эмил.

Металлический лязг, раздавшийся позади них, заставил Кэтлин вздрогнуть. Эндрю оглянулся на четырехфунтовую пушку, установленную на крыше бронированного вагона. Артиллеристы разворачивали орудие, подготавливаясь к стрельбе. С севера показались два аэростата мерков, которых и пытались отогнать стрельбой из пушки. Эндрю затаив дыхание следил за крошечными черными точками, отделившимися от корзин аэростатов и растущими с каждым мгновением. Они упали к югу от железнодорожного полотна, примерно в сотне ярдов от поезда. Две бомбы не разорвались, остальные сработали, но не причинили никакого вреда. Орудие продолжало стрельбу до тех пор. пока аэростаты не развернулись и не ушли на запад.

За день до этого произошло сражение в воздухе. Джек Петраччи вывел пять своих кораблей против трех вражеских. По одному аэростату с каждой стороны было подбито и сгорело. Этот факт заставил Эндрю вызвать к себе Джека и устроить ему разнос. За последние два месяца было построено девять аэростатов. Три из них были потеряны в сражениях, один потерпел крушение из-за шторма, еще один взорвался во время испытательного полета. Такие потери не казались бы устрашающими, если бы им не предстояли столь тяжкие испытания. После крушения двух кораблей на юге по настоянию Эмила местность была объявлена карантинной зоной. Доктор подозревал, что земля там может быть заражена ртутью из двигателей аэростатов мерков. В прошлом году один из таких двигателей взорвался: всех, кто приближался к месту взрыва, стало рвать кровью, у людей выпали все волосы, а потом они умерли. Это были классические симптомы отравления тяжелыми металлами. С тех пор все обходили место взрыва стороной.

Воздушные корабли мерков все время кружили над дорогами, следя за передвижениями армии. Если мерки надеялись дать генеральное сражение здесь, то они просчитались. Отступление прошло довольно гладко. Три с половиной корпуса были переправлены к Пенобскоту за четыре дня, теперь в Кеве оставалась лишь одна бригада 4-го корпуса, но и эти солдаты уже грузились в поезд. Позади оставались только кавалерия Шовалтера и отряд добровольцев, укрывшихся в лесу на севере. Это подразделение набиралось из людей любого звания и было первым из пяти отрядов, которые должны были развернуть партизанскую войну на всем пространстве от Вазимы до Сангроса. Еще одна бригада, выделенная из корпуса Шнайда, перешла в подчинение Буллфинчу и несла службу на море. Мерков на их пути ожидала серия неприятных сюрпризов на обоих флангах и в тылу. Эту особенность нынешней войны Эндрю находил особенно неприятной, но настаивал на ее необходимости. Теперь не существовало такого понятия, как гражданские лица. Рабочие на фабриках были не менее важны, чем солдаты на фронте. Мерки навязали им тотальную войну, такой она и была с самого начала.

Эндрю взглянул на последний номер иллюстрированного еженедельника, выпускаемого Гейтсом. Всю первую страницу занимала фотография, привезенная Джеком Петраччи. Сверху кириллицей, а снизу латинским шрифтом шла надпись; «Мы отомстим». Снимок был устрашающим, как и рассчитывал Эндрю; он напоминал об их общей участи в случае поражения. Полковник знал, чем будут заниматься партизанские отряды после прохождения армии. Был отдан приказ щадить только детей — он не мог допустить, чтобы геноцид достиг такой степени, — но все остальные мерки подлежали уничтожению. Женщин и стариков надлежало убивать, юрты сжигать, лошадей уводить или истреблять. Это противоречило как правилам ведения войн между ордами, так и конвенциям, принятым на их бывшей родине. Эндрю взглянул на Кэтлин и на мгновение представил себе, что произойдет с ней, если ее захватят в плен. Теперь пусть они испытают это на себе, мрачно решил он, с болью думая о том, до чего они дошли. Но другого пути у них не было. Если хоть один умен останется в тылу, солдатам на фронте будет немного легче, а в тотальной войне ничто, кроме окончательной победы, не имеет значения. От христианских правил прошлой войны ничего не осталось, зато пошли в ход аэростаты, убийства вражеских правителей, даже погибших приходилось сжигать, чтобы они не попали в лапы к меркам.

Эндрю отхлебнул холодного чая и продолжал наблюдать за вражеским войском, подошедшим к стенам Кева. Калин с искаженным и побледневшим от горя лицом поднялся на ноги и отвернулся. Некоторое время он стоял неподвижно, потом нагнулся, подобрал горсть земли, положил в карман и направился к поезду.

— Он не может смотреть, как враги занимают последний кусок русской земли, — со вздохом произнесла Кэтлин, провожая взглядом президента Руси, державшегося неестественно прямо.