разборок, опять сдержанно загудела. Я прошёл вслед за Ашотом во двор и смыл кровь под стандартным советским умывальником, с пипочкой.

— Воды нет, вина выпей с нами, — предложил далее Ашот.

— Не откажусь, — сказал я, мне тут же уступили местечко за столом, сдвинувшись в сторону, и я туда уселся.

— У тебя тоже проблемы с Васей? — спросил один из армян.

— Угу, — ответил я, выпив полстакана водки, — меня весной в больницу когда положили, занял у него стольник, теперь вот выписали, а отдавать нечем.

— А что за больница? — поинтересовался Ашот.

— Вторая городская психиатрическая, — выдал я, — в Нижнереченске которая.

— Психушка? — переспросил он, — на Июльских дней?

— Точно, — подтвердил я, — а ты откуда про неё знаешь?

— Человечек знакомый там лежал, заходил как-то, — неопределённо поводил руками в воздухе тот. — А диагноз какой у тебя был?

— Кататоническая шизофрения, — вытащил из памяти я такой термин, — галоперидолом закормили.

— Сочувствую, брат, — сказал мне Ашот, — давай выпьем за то, чтобы все были здоровыми и не попадали в психушку.

— Ашот, — заметил ему один из их команды, — у нас всё закончилось. И магазин уже закрыт.

— У бабки Федосьи всегда самогон на продажу есть, — сказал ещё один армянин, — только у нас и денег-то больше нету.

— У тебя деньги есть? — спросил меня Ашот, — ах да, ты же только что по морде получил за то, что денег нету…

— Денег у меня нет, верно, — согласился я, — но есть одна хорошая идея.

— Выкладывай, — предложил Ашот.

— Я тут от нечего делать по соседним деревням шарился в последние дни… — начал я.

— А зачем?

— Ну полно же заброшенных изб, там иногда можно найти что-нибудь на продажу, — пояснил я и продолжил, — и вчера был в Петуховке…

— Это вон там, — показал носатый армянин в сторону заката, — я видел как-то.

— И чего ты там нашёл в этой Петуховке? — спросил Ашот.

— В самой Петуховке ничего, но рядом с ней пашня, и на её краю лежит мешков пять-шесть зерна, для посева наверно приготовили… Федосья вместо денег зерно принимает, я слышал…

— Верно парень говорит, — подтвердил носатый, — я тоже слышал про зерно.

— Зерно-то колхозное, — начал размышлять вслух Ашот, — если поймают, пятерик могут припаять за расхищение.

— Да кто там в этом колхозе в воскресенье следит за чем-то? — спросил тот же носатый, — все бухие давно уже. К тому же, если только один мешок взять, никто и не заметит — кто их там считал?

— Тогда давай так сделаем, — продолжил свои размышления Ашот, — мы тебя с собой возьмём на это поле, покажешь, что и где… а если засада будет, мы же тебя первым и сдадим.

Глава 19

Не пойду я с тобой воровать

— Мы так не договаривались, — включил я Володю Шарапова на бандитской малине, — направление я укажу, могу даже картинку нарисовать, но нахрен мне самому туда лезть-то?

— Аааа, — обрадовался Ашот, — заочковал, падла! А если ты наседка из ментовки и нас там под белы ручки возьмут возле этих мешков?

— Да кому вы нужны в местной ментовке, — попробовал логические аргументы я, — они щас тоже все бухие ходят, в воскресенье вечером-то… короче так, если вы меня с собой потащите, то половина самогона от бабки будет моя.

— А не жирно тебе будет? — задумался Ашот, — трети хватит, бабка меняет мешок на три поллитры, как я знаю.

— Согласен, — вздохнул я, — погнали…

У армян в качестве транспортного средства имелся старый ржавый ГАЗ-51 чуть ли не первых годов выпуска… двигатель от Доджа, кабина от Студебеккера, народное название «Газон». За руль сел носатый, к окну Ашот, а меня запихнули между ними. День, между тем, практически закончился, начались сумерки, которые в средней полосе могут продолжаться и час, и два. Я лихорадочно обдумывал модель своего дальнейшего поведения — попадать в лапы Пугачёва в мои планы ну никак не вписывалось…

— Направо на грунтовку, — показал я направление носатому.

— Сам знаю, — буркнул он, быстро крутя баранку. — Грязи по дороге нету?

— Последний дождь же неделю назад был, — отвечал я, — какая грязь? Теперь по правому краю пашни кругом ехай, — добавил я, мучительно пытаясь вычислить, где ж тут председатель может засаду устроить?

Фары у Газона были слепые и плохо отрегулированные, освещали они мало что… но кучу мешков на краю деревни они таки высветить сумели.

— Стоп-машина, — скомандовал Ашот, — выгружаемся.

Потом он подошёл к куче, развязал крайний мешок и проверил содержимое, потом спросил у меня про остальное:

— А в тех мешках чего?

— А я знаю? — окрысился я, — удобрения наверно, но это неточно.

— Удобрения мы брать не будем… пока, — констатировал Ашот, — Армен, ты пройдись к деревне и посмотри, нет ли кого, а мы с Борзиком проверим этот сектор.

Надо ж, какой умный армянин, подумалось мне, знает, что такое сектор… но команде подчинился, и мы двинулись в сторону рощицы из берёз и ёлок, которая тут была в пределах прямой видимости.

— Если свалить надумаешь, — предупредил меня Ашот, — то мы ведь тебя всё равно потом найдём…

— Куда мне сваливать-то? — огрызнулся я, — в лес в волками и рысями?

— Волков я здесь пару раз видел, — поддержал разговор он, — летом они сытые и не нападают, а вот рысей пока ни одной.

— Я повстречал одну позавчера, — сообщил я ему, — недалеко отсюда, на дереве сидела, но не напала… а ещё я слышал, что тут домовой завёлся…

— Сказок поменьше слушай, — буркнул Ашот, а потом добавил, — ша, возвращаемся, нет тут никакой засады.

Он может и не прямо возле мешков караулить, Пугачёв этот долбаный, подумал я, а на полдороге к Полосатому например. И тут же мысленно добавил второй, более реалистичный вариант — наше послание, вырезанное из «Советской деревни» не дошло до адресата… или дошло, но его просто выбросили в мусор,