Эти «азы» Прохор не только объяснил, что называется «на пальцах», показал боеприпасы и сопроводил наглядным примером, обнаружив у одного рекрута незаряженную «дербанку». Вновь меня посетила мысль, что эти ружья словно нарочно созданы для зарядки в положении ростовой мишени. Творение имперского лорда и инженера Дербана – максимально простое и дешевое приложение к штыку, способное при помощи пехотинца стрелять в сторону врага. Если пехотинец обученный, то не менее четырех-пяти раз в минуту. А если как у меня, то следовало больше уповать на штык и приклад, чем прицельную пальбу. У первой модели господина Дербана на стволах даже не имелось мушек!

Наше счастье, что два десятка казнозарядных винтовальных ружей или штуцеров системы «Марксман», доставшихся нам в бою, оказались фабричного имперского производства и под одинаковый калибр – двенадцать миллиметров. Но главное, они заряжались с казны. За традиционным цилиндром, содержащим гамион, находилась рукоять затвора. Благодаря ее движению вверх и назад затвор отпирался, обеспечивая стрелку возможность поместить полуоболоченную пулю в ствол. Затем обратным движением затвор запирался и при необходимости производился выстрел. На всю операцию уходили считаные секунды, но, по словам Прохора, стрелять из штуцеров чаще шести раз в минуту невозможно. Ральф оперативно отреагировал фразой: «специальное ограничение, потом объясню» – и мне не пришлось ломать голову.

Еще одно важное отличие штуцера Марксмана от ружья Дербана состояло в наличии на стволе более прогрессивного рамочного прицела с разметкой прицельной дистанции до тысячи метров. Очень опасное оружие в руках опытного стрелка!

Боезапас к штуцерам, по словам каптенармуса, взяли более чем солидный: по запасному гамиону и пятьсот пуль на каждый ствол. Полный набор предметов для ухода за оружием и пулелейки оказались в обозе вместе с запасным боекомплектом. Видимо, сквернавцев вооружили перед засадой – состояние стволов и камней показывало, что изделия уже применяли по назначению.

В голове крепла мысль: срочно перевооружить весь отряд современными трофеями. Правда, к смене коней на переправе я в последнее время относился скептически. Видимо, это возрастное. В русинских стрелков годами вбивали тактику, заточенную под гладкоствол и действия строем, и за пять минут переломить ситуацию невозможно, можно только напортачить. Совершенно очевидно, техническая грамотность, а главное, индивидуальная стрелковая подготовка этих деревенских мужиков, замордованных муштрой, оставляла желать лучшего.

По мере возможностей Прохор демонстрировал мне «модельный ряд» доставшихся нам вооружений, сопровождая каждый новый образец комментариями. Трофейные стволы, в особенности разномастные пистолеты, существенно умножили путаницу в калибрах. Дело в том, что офицеры Армии Освобождения предпочитали пользоваться не штатным оружием, а купленными за свои средства многоствольными пистолетами, драгунскими пистолетами-карабинами либо револьверами ручной работы. Если в армии с унификацией калибров дело обстояло неважно, то на гражданском рынке и вовсе царило фантастическое разнообразие.

По подсчетам Прохора, драгунских пистолетов имперской работы у Длани и в донжоне собрали почти три дюжины в комплекте со сменными камнями, кожаными кобурами, ремнями и пульницами. Откидной блок длинных нарезных стволов обеспечивал быструю перезарядку, приличную точность и дальность, а конструкция спуска позволяла стрелять поочередно. Емкость гамионов рассчитана на двадцать выстрелов. С учетом умеренного веса и вполне адекватных габаритов – понятно, почему устаревшее оружие имперских драгун одинаково полюбилось и офицерам, и небогатым наемникам, и отморозкам, коих в моей реальности журналюги именовали боевиками. Поражала отличная сохранность оружия и снаряжения, уже давно снятого с вооружения имперских войск, но еще только начавшего поступать в боевые части Армии Освобождения. Очевидно, что карабины с драгунскими двустволками и являлись первой партией оружия, предназначенного для продажи бандитам.

Прохор, к слову, сам вооруженный исключительно трофеями – «марксманом» и шестиствольным пистолетом явно ручной работы, оказался настоящим оружейным маньяком, дорвавшимся до своей страсти. Сложно представить себе более надежного единомышленника в деле повышения огневой мощи отряда.

– Вот что, Прохор. Нам предстоит еще немало боев. Противник всегда будет превосходить нас числом, а на Слезу Асеня… – я продемонстрировал разряженный камень на браслете каптенармусу и ближайшим стрелкам. – Только лишь на Слезу уповать не следует. Поэтому мы должны быть вооружены лучше, стрелять, а главное, попадать чаще, чем враг. Твои предложения?

Первым делом солдат попросил узаконить мелкое нарушение устава – ношение рядовыми пистолетов. Я согласился, выдвинув встречное предложение: принять драгунский пистолет в качестве штатного для строевых бойцов, а всякие дульнозарядные и разнокалиберные «пушки», замеченные мной у некоторых стрелков, передать обозникам. Которым, к слову, штатное огнестрельное оружие до того момента не полагалось. Особо оговорил, что неволить бойцов на марше лишней тяжестью не стоит. Прохор возразил, что переход со старых «дербанок» на трофейные штуцеры дает существенную экономию по весу самого оружия и боекомплекта – более трех килограммов. Тем не менее внедрять альтернативное оружие в широкие массы решили постепенно.

Затем начвор собрался выбрать нескольких солдат «поголовастее», тех, что уже освоили трофеи, и во время привалов провести ликбез по матчасти с остальными. Непременно с тренировочными стрельбами. Первый пункт программы согласовал без вопросов, а насчет тренировки с пристрелкой – «по обстоятельствам». Двоих продвинутых солдат Прохор своевольно, на правах старослужащего, уже назначил себе в помощники. От меня только требовалось узаконить, что я и сделал, оговорив, что, когда стрелки войдут в капральства Буяна, Белова и Молчуна, то подчиняться будут своим командирам.

По итогам общения с Прохором родился очередной «приказ по армии»: арбалеты списать в обоз, всех желающих стрелков обеспечить единообразными пистолетами, приступить к переходу с «дербанок» крупного калибра на «марксманы» по мере их освоения, обозный люд вооружить в обязательном порядке короткостволом на усмотрение каптенармуса.

В этот момент мы оказались у буксируемой двумя тягловыми ратаями арбы, и Прохор с плохо скрываемой радостью откинул крышку продолговатого ящика. Я увидел гигантский кованый многогранный ствол с толстым стержнем в казенной части. Два пальца свободно вошли в жерло. «На уток, что ли?» – мелькнула дурацкая мысль, порожденная виденными некогда в Интернете фотографиями охотников с так называемыми «утятницами».

– Никак… пищаль? – я долго подбирал нужное слово, безрезультатно напрягая «архивы» Ральфа.

– Крепостное ружье, вашбродь, – поправил меня начвор.

– И?

– Та самая «грымская метла», – после уточнения Прохор зачитал небольшую лекцию по ТТХ этого смертоносного девайса. По дистанции действенного огня гладкоствольная «метла» равнялась «дербанке» второй модели, вот только в одном залпе содержалось двадцать четыре сферических пули. Картечные выстрелы находились в так называемых раундах – устройствах, похожих на револьверные барабаны. По восемь выстрелов в каждом: с рабочей стороны каморы перекрывали пыжи, с тыльной стороны – стальные футляры с гамионами. Четыре раунда располагались в гнездах в ящике со стволом. В соседней таре ехали складная деревянная тренога, жестяная коробка с запасом чудовищного калибра пуль и средства по уходу за эрзац-пулеметом. Расчет ружья составлял три человека, точнее, тягловый ратай, стрелок и его помощник, но в случае крайней необходимости простота конструкции позволяла обойтись всего двумя.