Или наказать кого-то хотят за непослушание. Как видишь, ни один из вариантов тебе не подходить. Информация от тебя никакая не нужна. Ты в сознанке, про меня они все знают, а больше ты здесь не знаешь никого.

– А может они хотят меня в камеру посадить, что бы я для них, что-то важное узнала?

– Неа, для этого у них свои «подсадные утки» есть. Новеньких на такие дела не поставят. Ты же не проверенная еще. Они к тебе еще пока присматриваться будут.

– Да? А зачем тогда мне вообще это предлагали, раз я новенькая и непроверенная?

– Затем, зачем и всем остальным. Посмотреть, кто ты и что из себя представляешь. Будешь ли ты им полезна или нет.

– А за то, что я ослушалась?

– Что ты сделала? – громко засмеялась женщина.

– Ослушалась, – обиженно произнесла Анюта.

– В чем?

– То, что сотрудничать отказалась.

– И что? Здесь половина тюрьмы отказывается.

– Там мне, то же самое сказали, только наоборот. Что половина, наоборот, соглашается.

– Все правильно тебе сказали. Половина соглашается, а половина отказывается.

– Так что в итоге будет, – чуть не плача спросила Анюта.

– Ничего не будет. Угомонись уже. Кому ты здесь нужна, караулить тебя, с кем-то договариваться. Ты кто такая? Да никто. Для них, вообще харчок растертый. Кусок дерьма. Если бы у тебя хотя бы родители были бы богатые, то за это могли бы пресануть. Просто устроили бы нахождение здесь невыносимым, чтобы ты мамке с папкой нажаловалась, а те бы последнее отдали, лишь бы чадо свое из этого кошмара вытащить. А ты сирота, за которую и гроша ломаного никто не даст.

– А если дадут? – осторожно поинтересовалась девушка.

– Слушай, как ты меня достала! – в сердцах произнесла Скакун. – Если бы была возможность тебя вытащить отсюда за бабки, то это сделали бы до суда. А никак не после.

Прошло еще два дня и карантин закончился. Пора было переезжать в камеру. Какие чувства испытывала Анюта, сказать сложно. Конечно же, ей было страшно, но она хорошо помнила слова своей новой знакомой, что страх показывать нельзя. Она запомнила не только это, а все, чему та ее научила. За что была ей безгранично благодарна. И все же жуткие истории про «полет ласточки», вышибание зубов и все остальные жуткие вещи, очень крепко засели в голове и не давали успокоиться. А вдруг, что-нибудь сделаешь не так, или не так скажешь? Здесь же совершенно другие законы, не такие, как на воле. Хотя она и воли-то почти не знала. Но все же. Ее вели по длинному тусклому коридору, Стены были серыми, с обшарпанной краской, бетонный пол и железные двери с маленькими окошками в центре. Изначально подвели к какому-то пункту выдачи и сунули в руки матрац. Затем подвели к одной из дверей, открыли и слегка подтолкнув, закрыли дверь за ее спиной. Анюта вцепилась в выданный ей матрац и прижала его к себе. Полностью задымленная от постоянного курения камера, с заплесневелыми стенами и отвратительным, до тошноты спертым воздухом. Глаза немного начинало пощипывать. Встав, как вкопанная, она не решалась пройти вперед, а молча, стояла возле двери, в обнимку со своей скаткой. В камере стояла тишина. Все женщины, находившиеся там, с любопытством рассматривали свою ново пришедшую соседку. Анюта продолжала стоять и молчать, напрочь забыв все указания своей подруги Скакун.

– Ну, – протянула, одна из зечек, глядя на Анюту сощуренными хитрыми глазками. На виде ей было лет пятьдесят. Хотя возраст, в данных местах, определить фактически невозможно. Сигаретный дым, отсутствие свежего воздуха, нормальное питание, скотские условия, это все является фактором преждевременного старения. Даже в двадцать лет, на лице образуются морщины, лицо приобретает землистый цвет, волосы теряют свой естественный вид, они становятся блеклыми, сухими, что приводит к выпадению. Отсутствие зубов, здесь тоже считается абсолютной нормой, хотя многие вставляют себе железные. Не для эстетики, а просто, что бы было чем жевать. Упитанных дам, здесь тоже особо нет. Ухоженность – это забытое, на долгие годы, слово. Ни о каком маникюре и речи быть не может. Руки, от работы у всех в мозолях. Ногти слоеные, грязные и обломанные. Одним словом, женщинами, здесь даже и не пахнет. Как в прямом, так и в переносном смысле. Запах от представительниц прекрасного пола, стоит такой же, как и от самой камеры. По этому, глядя, на задавшую вопрос женщину, Анюта не могла, да и не пыталась определить возраст. Худощавое тело, жилистые руки с торчащими венами, длинный острый нос, через чур, тонкие губы, карие злобные глаза и зализанные в хвост, непонятного цвета, темные волосы. Зечка продолжала буравить ее пронзительным взглядом, от чего у Анюты по коже побежали мурашки. Взяв волю в кулак, она слегка приподняла голову и, пытаясь не показывать страх, постаралась поздороваться:

– Всем здравствуйте.

– И кто ты будешь? – все так же холодно и жестко спрашивала старшая.

– Кот Анна Сергеевна. Статья 105, часть 2.

– Сам кот к нам пожаловал, – засмеялась одна из заключенных и ее смех подхватили все остальные.

– Кот, мы тебя первой в хату запускать теперь будем. Знаешь, примета такая, сначала запускают котов, а потом хозяев. – от сказанной фразы, все опять громко засмеялась. Анюта улыбнулась, но отвечать ничего не стала. Вспомнив слова Скакун, что прежде, чем куда-то сесть, надо спросить разрешение. Осмотревшись, она показала на пустующую шконку и спросила разрешения приземлиться.

– Нет, – без улыбки ответила старшая. – Это шконарь Кувалды, – она кивнула в сторону грозной высокой женщины, с широкими скулами, мужскими чертами лица и картофельным носом. – Знаешь, почему Кувалда?

– Нет, – замотала головой Анюта.

– Потому что, кулаком, с одного удара, зубы вышибить могу, – ответила за себя мужеподобная женщина.

– Вон, туда ложись, – старшая ткнула длинным худым пальцем, на пустующее место в углу. – Сегодня, как раз, кабан откинулась, вот ее место и занимай.

Кивнув, Анюта подошла к указанному месту и начала располагаться. Благодарить не стала, так как помнила, что слово «спасибо», в здешних местах запрещено. Расстелив свое место, она хотела было прилечь, но ее, как ни странно, позвали присесть к общему столу. Присев ко всем, она не знала, что делать дальше. Начать разговор самой или ждать вопросов? Еду стоявшую на столе стоит попросить или ждать, когда предложат? Спросить, как кого зовут или ждать, когда все сами представятся? Первой нарушила молчание невысокая лупоглазая, но очень шустрая женщина, со странным голосом. Он был, достаточно звонкий, но очень скрипучий, чем вызывал огромную неприязнь. Говорила, она тоже очень быстро, словно читала скороговорку и напоминала бабку с базара