стилем коммуникации в этой семье было непризнание себя и другого во взаимоотношениях. В поведении Иоланты это выступает особенно явственно. Она действительно отсутствует во взаимоотношениях как с сыном, так и с мужем. Она пребывает со своей родительской семьей, когда страдает, и с доктором Сельвини, когда любит и надеется.

У Луиджи непризнание себя в отношениях с женой и сыном выражается менее драматично и, возможно, менее причудливо, но присутствует в столь же явной форме. Он не воспользовался маневром Иоланты, помещающим между мужем и женой ненавистных (ее родителей и брата) или любимых (доктор Сельвини) людей, благодаря чему она смогла ничего не сообщить о том, ненавидит она мужа или любит его, а также ожидает ли она от него какого-либо конкретного заявления. Луиджи не реагировал на этот маневр, поскольку он и так отлично работал на него. (Как если бы Иоланта сказала: "Теперь между нами появился новый человек, доктор Сельвини. Она, может быть, еще разочарует меня, но ты – ни в коем случае, так как мне от тебя ничего не нужно, по крайней мере– ничего невозможного".)

Луиджи, со своей стороны, заявил, что принимает данное терапевтами определение его характера: слабовольный. Но это принятие – не что иное, как дисквалификация, поскольку в письме Луиджи не назван слабовольным, а охарактеризован как человек, которого сын Считает таковым в его взаимоотношениях с женой. Более того, Луиджи дисквалифицировал и саму эту дисквалификацию – своей манерой поведения, тоном голоса, жестами, пожиманием плечами. Он признал, что тревожился, но объяснил это внезапной сильнейшей реакцией Иоланты на ее детские воспоминания. Таким образом, Луиджи уж точно не существует в отношениях с кем-либо, даже с терапевтами, по отношению к которым он отказался выразить какие-либо чувства. Понаблюдав это все, терапевты решили оказать воздействие, направленное на центральную проблему, – невозможность для супружеской пары определить свои взаимоотношения. Нам было необходимо найти терапевтический парадокс. Мы решили дать супругам письменное предписание, в котором их отношениям было бы дано четкое и одинаковое для обоих определение, помещающее их на один уровень. Их отношения должны были быть определены в нашем предписании как отношения любви, которые, будучи сверхсильными для партнера, вызывали у него отрицание или непризнание. Поскольку непризнание являлось главным оружием обоих супругов, именно его и следовало предписать им, позаботившись о том, чтобы ему был придан определенно позитивный смысл.

Сеанс закончился следующим образом. Решив, что завершать сеанс и давать предписание будет доктор Сельвини, терапевты вернулись в приемную комнату.

Женщина-терапевт: "На всех членов терапевтической команды произвела впечатление глубокая любовь, соединяющая вас. (Пауза) Но еще большее впечатление произвела на нас опасность того, что эта любовь может вырваться на первый план".

Иоланта (прочувствованно): "Это правда…"

Женщина-терапевт: "Как мы поняли это? (Пауза) Благодаря тому, что увидели серьезную ошибку, допущенную нами на предыдущем сеансе. Передав вам для чтения письмо, которое впервые оставляло вас вчетвером, без посторонних, мы увеличили опасность того, что любовь заявит о себе, и это, как мы сегодня видели, даст вам лишь горе и страдание. Очень важно, чтобы мы исправили эту ошибку, и для этого мы хотим дать вам новое предписание. Мы даем вам два текста для прочтения, один для вас, Иоланта, и другой для вас, Луиджи. Поскольку сегодня среда, каждый из вас будет читать свой текст другому каждую среду вечером перед отходом ко сну. Это должно продолжаться до нашего следующего сеанса, так как мы решили предложить вам второй цикл из десяти сеансов, начиная с 31 августа. Если, конечно, вы согласны".

Иоланта (тут же): "Спасибо вам!"

В письме для Иоланты, которое должно было читаться первым, говорилось:

"Луиджи, я не вижу тебя, я не слышу тебя, потому что меня здесь вообще нет, я-с доктором Сельвини. Я иду на это ради тебя, потому что если бы мне пришлось показать тебе, как сильно я тебя люблю, я бы поставила тебя в невыносимое положение".

Письмо для Луиджи гласило:

"Иоланта, я не могу сказать, что у меня враждебные чувства к доктору Сельвини, поскольку если бы они у меня были и я бы сказал о них, я бы тем самым сказал, что люблю тебя, и это поставило бы тебя в невыносимое положение"[33].

Прочитав вслух оба текста, муж и жена застыли, словно пораженные громом. Дети, также застыв на месте и насторожившись, смотрели на родителей во все глаза. В то время как Бруно, казалось, был смущен, Чикко переводил взгляд с одного родителя на другого, приоткрыв рот, словно в потрясении. Все молчали. Терапевты поднялись и вышли из комнаты.

На последовавшем командном обсуждении эти реакции на предписание были проанализированы. Мы не были уверены в том, что поступили правильно, заявив, что сказанное в первом письме являлось ошибкой. Теперь мы пришли к выводу, что сделали правильно. Это следовало из анализа всей совокупности данных.

В первом письме мы попытались определить ядерную семью как существующую отдельно от "широкой" семьи, с собственными проблемами взаимоотношений. Семья в ответ дисквалифицировала все части послания – путем включения в отношения постороннего (женщины-терапевта); ухода в прошлое к "широкой" семье; непризнания каждым супругом себя как присутствующего во взаимоотношениях. Мы приняли дисквалификацию, объявив ошибочной свою попытку определить ядерную семью отдельно от широкой.

Вторым письменным сообщением мы дали понять, что приняли семейную игру. Мы включили в нее постороннего, женщину-терапевта, придав этому положительный смысл и предписав супругам непереносимость непосредственного восприятия друг друга и неспособность определять собственные взаимоотношения. При этом мы четко (хотя и достаточно произвольно) определили их взаимоотношения как любовь, на уровне метакоммуникации, сообщив также правило игры: четкое определение взаимоотношений непереносимо.

Таким образом, муж и жена оказались на одинаковых позициях, проигравшими в одной игре, которая и стала единственным победителем.

Это детальное описание терапевтического взаимодействия может прояснить и иллюстрировать сказанное в начале главы. Читатель, который, может быть, оценил "предельно хладнокровную игру в шизофреника" как циничное отношение к страдающим людям, теперь поймет, что мы боремся против игры, а не против ее жертв.

Глава 15. Проблема тайных коалиций

Еще один феномен, постоянно наблюдаемый исследователями в дисфункциональных семьях, – это причудливые коалиции, поддерживающие состояние борьбы между противостоящими группировками. О нем писали многие авторы, но наиболее четко его основные характеристики описал Джей Хэйли в докладе, прочитанном на конференции в 1964 году и впоследствии опубликованном под названием "К теории патологических систем" (Haley, 1966). В этой работе Хэйли блестящее разграничил открыто декларируемые альянсы для осуществления