завожу её в спальню. Она входит, останавливается перед шкафом, в створки которого встроены зеркала, и неловко оглядывается. Или мне только кажется, что неловко, ведь Вика та ещё артистка.

Но обстановка действительно немного двусмысленная — спальня, кровать, мы одни в квартире, по крайней мере она так думает, примерка, оголение чресл… Есть в этом что-то такое, интимное и вызывающее лёгкое волнение…

— Ну, ладно, — говорю я. — Приступай, а я пока маленькие принесу.

— Давай, — кивает она. — Только не входи, пока я не скажу.

— Искушение.

— Чего? — хмурится она.

— Ладно, говорю, так и быть, подожду твоего звукового сигнала. Ничего не бойся, раздевайся смело.

— Полностью, да? — усмехается она.

— Конечно, Вика, а я пока «Токайского» принесу.

— Иди уже, давай…

Я выхожу из спальни и плотно прикрываю дверь. Потом ныряю в свою комнату и тоже дверь закрываю. Катя на полу вырезает деталь.

— Ушла? — спрашивает она. — Надо, чтобы ты придержал, боюсь скривить…

— Тс-с-с! — прижимаю я палец к губам. — Не ушла ещё. Нужен маленький размер.

— На её жопу не налезут, — качает головой Катька. — Они мне впору, а я-то поменьше, чем она.

— Ну, попробуем. Не налезут, значит не налезут. Возьмёт большие. Где они?

— Да, вон, на стуле, ты же сам переложил.

— А, точно…

Я подхожу к стулу и вдруг…

— Артём, я вот подумала…

Дверь распахивается и на пороге появляется Вика в «Джексонах». Немая сцена. Голоногая Катя на полу, лоскуты, швейная машина и я с джинсами в руках. Класс.

— Ага, — говорю я. — Чего подумала? Это Катя, кстати, вы знакомы уже.

Та-да-да-да-дам, как сказал бы Бетховен. Так судьба стучится в двери.

— Привет, — бросает Катя и снова склоняется над парусиной.

— Офонареть! — выдаёт Вика, рассматривая рабочий интерьер моей комнаты. — Вот это да! Вы сами что ли?

Ну, боюсь, отрицать уже бессмысленно.

— Ага, — киваю я. — Катя, собственно.

— Офонареть! — повторяет Вика и проходит в комнату.

Она с интересом разглядывает мою «пещеру» и следы нашей с Катькой трудовой деятельности.

— Да у вас тут настоящая фабрика. А можно мне с вами?

— С нами? — удивляюсь я.

— Ну, да, возьмите меня в вашу фирму.

— Директором?

— Да ладно тебе! У меня знаешь, сколько идей в голове?

— А ты шить умеешь? — спрашивает Катя и поднимается с пола.

Заткнутый за пояс подол юбки выскальзывает и падает вниз, скрывая от глаз стройные ноги.

— Нет, шить не умею.

— А продавать? — спрашиваю я.

— Продавать? — хмурится она.

— Ну, у тебя много подружек модниц. Ты танцами занимаешься, бываешь в разных местах. Если будешь продавать им, сможешь нормально заработать.

— А у вас много?

— Нет пока, — пожимаю я плечами. — Но мы нарастим производство.

— Да? — поднимает брови Катя, но никаких замечаний на этот счёт не выдаёт.

— А сколько?

— Рублей двадцать, установим тебе премию. Пять пар — соточка. Неплохо же?. А вот эти, которые на тебе, можешь получить за полцены. Будешь ходячей рекламой. Как тебе такой вариант?

Вика задумывается.

— А они нормально сидят? Не сильно большие?

Катя подходит к ней и взявшись за пояс чуть поддёргивает брюки вверх, быстрыми движениями проводит по бёдрам, оправляя ткань, присаживается и чуть подгибает длину.

— На твою фигуру — то что надо, — говорит она. — Нужно просто ремень вставить или платок продеть. Могу длину чуть убрать, если ты не хочешь подворачивать. А так отлично. Пояс только подтянуть и всё. Тём, есть у тебя ремень? Дай Вике, чтобы она посмотрела. А маленькие будут некрасиво обтягивать вот здесь.

Катя хлопает себя по бокам ниже талии.

— Будет казаться, что тут многовато. Примерь, те что поменьше и поймёшь, о чём я говорю.

Всё так и оказывается. Глаз у Катьки, как алмаз. В общем, наше предприятие увеличивается, неожиданно получая отдел сбыта.

— А Катя… — тихонько спрашивает Вика, когда я её провожаю до двери. — Вы дружите?

— Дружим, — усмехаюсь я. — Как друзья. А девушки у меня нет, если ты об этом.

— Понятно, — кивает она. — Ну, ладно, пока. Заходи в гости как-нибудь.

— Думаешь, стоило её привлекать к нашему делу? — спрашивает Катя, после того, как Вика уходит.

— Ну, продажи, в любом случае, нужно делать, а с этим она точно справится. Всю жизнь в школе что-то продаёт. А двадцатка, мне кажется очень хорошая цена, учитывая, что в странах с развитой рыночной экономикой продавец зарабатывает намного больше производителя.

— Хорошо, что у нас экономика не развитая, — улыбается она. — А не разболтает она, где шьются американские «Джексоны»?

— Слушай, сейчас она, по крайней мере будет заинтересована в том, чтобы об этом никто не узнал. Иначе получится, что она носит палёный шмот.

— Не шмот, а шмотки. Ладно. Надо работать.

— Кать, держи, — я отдаю ей деньги, полученные от Вики. — Как раз тут твоя доля. Я с тобой не посоветовался по поводу «демонстрационного» экземпляра со скидкой. Так что это будет за мой счёт, а тут как раз твоя половина от полной стоимости.

— Нет, я с тобой согласна, хорошая мысль. В любом случае, ты начальник, как скажешь так и будет.

Она улыбается.

— Только не совсем понятно, что ты продавать собираешься, у нас всего-то несколько брюк.

— А мы ещё сошьём. Брезент отец обещал достать. Кроить я могу по лекалам, а ты как Анка-пулемётчица будешь строчить до потери пульса. До твоего отъезда надо штук десять хотя бы изготовить.

— Строчить я могу, а фурнитура-то?

— А за фурнитурой съездим.

— Куда? — удивляется Катя.

— В Москву. Давай? Сгоняем вдвоём. Туда и обратно. Утром улетим, а следующим утром вернёмся.

— А родителям что скажем?

— Скажем, что в поход идём с ночёвкой, — говорю я первое, что приходит в голову. — У нас ребята собираются. На рыбалку, вернее.

— Можно попробовать, —