ужасом он смотрел на вынырнувший из темноты призрак его прошлого — коварного убийцу джунглей, могучего черного леопарда. Словно две луны мерцали во тьме зеленые глаза и острые клыки насмешливо скалились при виде испуганного негра. Амра открыл рот, собираясь закричать и большая кошка, словно поняв это, совсем не звериным жестом приложила лапу к пасти, будто призывая к молчанию. Амра послушно захлопнул рот, его охватил суеверный страх: слишком много в его родных краях ходило легенд об аниото — людях, способных превращаться в леопардов, чтобы зиндж не признал в нежданном госте одного из тех зловещих оборотней-людоедов. Зверь зевнул, обнажив белоснежные клыки, и негр, дрожа всем телом, рухнул на колени, уткнувшись лбом в пол.

-Не убивай меня, Великий Аниото, — бормотал он, — да, я знаю, я поступил низко, сойдясь с этим жирным отродьем гиены и бородавочника, но все же оставь мне жизнь. Клянусь духами предков, я сделаю все, чтобы искупить вину.

Требовательный рык раздался над его головой и Амра рискнул поднять голову. Черная пантера смотрела на него и молодой негр готов был поклясться, что в ее глазах мелькнула насмешка. В пыли, покрывшей пол, зверь что-то начертил лапой и Амра, приглядевшись, увидел большой полумесяц. Зверь тут же стер его лапой и, выпустив один коготь, тоже совсем человеческим жестом черкнул себя по горлу. Следующим жестом черная пантера начертила на месте стертого полумесяца большой крест.

-Я понял тебя, о Великий Леопард, — Амра снова поклонился, уткнувшись лбом в пол. Страх исчез, уступив место фанатичной решимости человека, воочию встретившегося с собственным божеством, — клянусь, я исполню волю предков и кровью смою позор и поругание от недостойного владыки

Новый рык раздался над его головой, но на этот раз в нем слышались явное одобрение. Леопард коснулся головы юноши своей мягкой лапой и бесшумно растворился средь полок. Амра же, выбрав нужную бутыль, вышел из кладовой, не став запирать дверь. По дороге к эмиру он заглянул в свою комнату и взял кинжал дамасской стали, с рукоятью усыпанной бриллиантами — один из подарков эмира своему любимцу.

-Чего так долго, — капризно протянул эмир, — я уже не могу ждать. Принес?

-Да, — Амра сковырнул пробку с бутыли и наполнил вином кувшин, протянув его Мухаммед ибн Юсуф. Тот сделал несколько глотков и, закусив орешками, нетерпеливо поманил к себе мускулистого негра. Тот тут же оказался на кровати, вновь ставя эмира в уже привычную ему позу. Мухаммед томно застонал, когда сильные руки легли ему на плечи и Амра, одним движением мускулистых бедер заставил эмира вскрикнуть от неожиданно болезненного проникновения. Одновременно сильная рука обхватила подбородок Мухаммеда ибн Юсуфа и, не успел эмир удивиться этой необычной ласке, как острие ножа полоснуло его по горлу. Булькая кровью, эмир повалился на кровать, хрипя в предсмертных судорогах и его последние дерганья доставили Амре острое чувственное наслаждение. Энергично двигая бедрами зиндж, кровожадно скаля зубы и сверкая белками глаз, продолжал терзать умиравшего эмира сразу двумя клинками — из стали и плоти. Лишь когда последние проблески жизни покинули Мухаммеда ибн Юсуфа, Амра вынул член и, присев над трупом, принялся сноровисто отпиливать ему голову. Закончив с этим он сделал, еще широкой надрез внизу живота трупа и, запустив туда руки, вырвал еще теплую печень и алчно погрузил в нее зубы.

Как от молнии ударившей в саванне во время засухи разгорается пожар, также стремительно вспыхнул и мятеж, когда Амра, весь залитый кровью, появился средь зинджей. Держа голову эмира в руках, он кричал, что сам Великий Леопард явился к нему, чтобы призвать к восстанию. Не успели его собратья переварить эту новость, когда громкий рык оповестил о появлении черной пантеры на крыше одной из мечетей, напротив казарм зинджей. В следующий миг зверь одним ударом когтистой лапы разорвал себе горло. Это, как и хлынувшая ручьем кровь, разом свели с ума негров, завопивших, что сам Эшу Элекун, пришел к ним, чтобы освободить от угнетателей. Вскоре и арабская стража, узнав о смерти эмира, кинулась мстить за него и на улицах Марселя закипела кровавая бойня. Негры и арабы ожесточенно резали друг друга, а заодно и простых горожан. Очень скоро зинджи добрались до винных погребов, что хранили зажиточные христиане, да и кое-кто из мусульман, несмотря на все запреты Корана, после чего в городе началось неописуемое. Крики «Аллаху акбар» перебивались воплями «Эшу Элегба» и «Эшу Элекун», пока по всему городу полыхали пожары. В начавшейся кровавой вакханалии никто уже не смотрел за городскими воротами — и тем, как несколько молодых христиан, перерезав немногочисленную оставшуюся стражу, открыли ворота. В скором времени по улицам города загрохотали копыта тяжелой конницы и на дерущихся между собой негров и арабов обрушились клинки христианского воинства. Над головами его реяли знамена с волками Аквитании и архангелом Михаилом в железной короне — символ Лангобардского королевства.

К утру все кончилось — зинджи и арабы, ожесточенно истреблявшие друг друга, не смогли объединиться для отпора общему врагу. Впервые за долгие годы в христианских церквях слышался звон колоколов, которыми освобожденные марсельцы приветствовали прежних хозяев города, одновременно уничтожая все исламские символы и истребляя всех мусульман, попадавшихся под руку.

— Что же, Луп, признаться ты сумел меня удивить!

Король лангобардов Гримоальд, вместе