она не предположила, что ничтожная иудейская секта, достигнет такого влияния, что обычные казненные преступники займут, по сути, место богов. Однако пребывание в царстве мертвых, с неизбежным уподоблением самым злобным из отродий Тартара, наделило призрак новыми знаниями — а также особыми силами, позволившими ей убедительно сыграть перед варварским жрецом роль так почитаемой им девы. Кое-что о ней она знала даже больше чем Виллехад — например то, откуда в земле под церковью так много женских костей. Одну из них лже-Брунхильда держала в руках, зажав между бедрами и медленно двигая ею вверх-вниз. При этом презрительная улыбка то и дело кривила губы одержимой девушки. Невежественные варвары верят, что это кости их мучениц, погибших от рук других варваров, не разделявших заблуждения иудейской секты. Для них и к лучшему верить в это — знание о том, что за великое и кровавое действо произошло здесь, когда город только зарождался, могло бы разрушить и без того ограниченные разумы ничтожных фанатиков.

Давно уже Реймс не видел такого торжества: колокола всех церквей звенели так, что их было слышно далеко за городом, когда по центральной улице города проезжали знатные всадники в воинском облачении. Впереди скакал молодой король — за его плечами развевался голубой плащ, украшенный изображением золотисто-красного дракона — символа новой династии. Такой же дракон скалился и с нагрудной пластины панциря, в который облачился Эльфрик, всегда и всюду подчеркивающий свою роль как короля-воина, короля-избавителя от языческой скверны и внутренних междоусобиц.

У входа в Реймский собор Эльфрика ждала Сихильда — крупная девица с пышными формами, подчеркиваемых роскошным платьем из темно-зеленого бархата, расшитым золотыми нитями. Воротник и рукава украшал соболиный мех, а на груди переливалось роскошное ожерелье из белоснежного жемчуга с розовым отливом. Светлые волосы, уложенные в прическу на ромейский манер, украшала золотая диадема с небольшими бриллиантами. Рядом с будущей невесткой стояла и мать Эльфрика, королева Берта, в темно-синем платье, расшитом серебряными узорами и с золотыми браслетами на тонких запястьях.

Король соскочил с коня и Сихильда, склонившись в неуклюжем поклоне, под руку с женихом вошла в церковь. Храм уже полнился народом, знатные франки являлись на королевское бракосочетание не только из Нейстрии, но и из Бургундии и даже Австразии: как из тех краев, что пока оставались под властью христианских правителей, так и те, кто вынуждено оставил свои вотчины под натиском язычников. Таковым был и бывший архиепископ Кельна, а ныне Реймса — преподобный Виллехад, слухи о чудесном спасении которого из окруженного язычниками города распространились по всему королевству. Сейчас он стоял возле алтаря — в белой тунике, с надетой поверх нее золотой далматикой, расшитой серебряными узорами и с монограммой Христа на груди. Седеющую голову венчала золотая митра, украшенная мелкими бриллиантами. Рядом с епископом, на алтаре стояла золотая корона, также усыпанная драгоценными камнями.

Подойдя к священнику, будущий король и его невеста преклонили колени, в ожидании церемонии. Однако Виллехад, против ожидания, вдруг развернулся к остальным гостям, собравшимся в церкви.

-Не знает границ величие Господа нашего, — звучным, хорошо поставленным голосом, сказал он, — и милосердие Его безразмерно, как и все деяния Его. В милости своей, Господь дал великомученице Урсуле вывести меня из града обреченного и в той же милости он даровал победу Эльфрику над нечестивцем Лупом, предавшим дело Христа.

Эльфрик вскинул голову, с недоумением глянув на Виллехада, по залу пронесся взволнованный ропот, однако Виллехад, словно не замечая этого, продолжал вещать.

-Но вправе ли мы — всего лишь прах земной, песчинка в глазах Бога, принимать его дары как должное, не следуя замыслу Божьему? В праве ли мы думать лишь о своем земном, в погоне за бренным и преходящим, забывая о своей бессмертной душе? Ты, Эльфрик, что желаешь стать королем франков не по родству с прежними владыками, но лишь милостью Господа — готов ли стать мечом Господа, карающим язычников? Готов ли ты сокрушить приспешников Сатаны, под игом которых по сей день стонут Кельн, Аахен, Трир?

-Готов! — выпалил Эльфрик, поймав восхищенный взгляд невесты и сам воодушевленный этой проповедью, — я одену эту корону не для того, чтобы погрязнуть в самодовольстве, подобно тем, кто достиг предела своих желаний и почивает на лаврах. Перед престолом Господа нашего, я обещаю тебе, Виллехад, что став королем немедленно поведу поход на восток, во имя избавления наших земель от языческой скверны.

-Да будет так!- величаво кивнул Виллехад и, к облегчению Эльфрика, все же взял в руки Святую Стеклянницу с миром и елеем, — именем Господа нашего, я помазываю Эльфрика Уэссекского королем франков и да правит он долго, во славу Иисуса Христа и на посрамление врагов Господа.

Он помазал миром лоб юноши, после чего, взяв в руки корону, водрузил его на темя короля. Затем он накрыл ладонями руки Эльфрика с Сихильдой и, соединив их между собой, не делая перерыва между церемониями, затянул торжественным голосом.

-Венчается раб божий...

На следующий день, в своей резиденции в Реймсе, новоявленный король провел Совет со своими военачальниками.