Из моего горла вырвался нервный смешок.

– Знаешь ли, они важные люди. С плотным графиком.

Лифт пискнул, и двери открылись. Мы вошли внутрь. Рэнсом нажал кнопку парковки. Полагаю, он арендовал машину. Несомненно, бронированную.

– Сейчас они не исполняют обязанности, а все остальное дерьмо может подождать. Твой отец больше не уполномочен развязывать или прекращать войны. Ты видишь их всего… несколько раз в год?

Я тяжело сглотнула, чувствуя себя неловко из-за того, что так небрежно отмахнулась от привычных оправданий тому, что их отдаление не должно причинять боль.

– Да. Что-то вроде того.

Спустившись в подземный гараж, мы сели в «Форд Эксплорер», который выглядел защищенным даже от ракет. Я не поклонница машин, работающих на топливе, но решила не вступать в очередную словесную перепалку.

Рэнсом вел машину, не утруждая себя заглядывать в навигатор, точно он вырос в этом месте. Я нервничала всю дорогу, словно мне предстояло появиться перед расстрельной командой. Достаточно того, что родители относились ко мне как к позорящему их созданию, но теперь впереди маячила аудиенция в компании Рэнсома Локвуда, самого горячего и страшного человека на свете.

И снова я задумалась о нем. О его семейной жизни. Его прошлом. Я так мало знала о мужчине, который жил со мной под одной крышей. Даже основная информация скрыта загадочной пеленой. Где он родился? Был ли женат? Чем занимался до того, как открыл свое охранное агентство?

Как только представилась возможность, я бегло провела поиск его профиля в социальных сетях. Неудивительно, но там не было ни единого следа существования такого человека. Я даже не уверена до конца, что Рэнсом Локвуд – его настоящее имя.

– Вижу, ты хочешь что-то сказать. – Взгляд Рэнсома оставался прикован к дороге. – Просто выкладывай.

Тут до меня дошло, что все это время я пялилась на него.

– Рэнсом Локвуд – твое настоящее имя?

– Почему может быть иначе?

– Ты способен ответить хоть на один вопрос, не уклоняясь от него?

– Не знаю, способен ли? – съехидничал он, а потом вздохнул: – Да, это мое настоящее имя.

– Оу-у, я прямо чувствую, как мы стали невероятно близки благодаря одному предложению, – поддразнила я.

Рэнсом ничего не ответил.

– Так… ты служил в морском спецназе, как Макс? – Я закусила нижнюю губу, пока мы проносились мимо блестящего района Мидтауна, сверкающего и нового.

– Нет, – коротко ответил Рэнсом. Затем, поняв, что я ерзаю на своем месте, отчаянно пытаясь отвлечься, он добавил: – Контрразведка.

– Вы только посмотрите на себя, мистер Пижон.

– Это всего лишь длинное слово для очень широкого отдела. Все, что приходится разбивать в голове на два отдельных слова, считается экстравагантным.

Ну, я бы не сумела его написать, даже если бы ты дал мне пять часов и три словаря.

– Наверное, ты часто подвергался опасности. – Я пристально наблюдала за Рэнсомом. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Осторожно я добавила: – Твоя семья, вероятно, очень волновалась за тебя.

– Вероятно, могла бы.

– Что ты имеешь в виду?

– У меня нет семьи.

– То есть ты с ними не общаешься? – А я-то думала, что это у меня любовь к драматизму. У каждого есть семья, все мы как-то появились на свет.

– Я имею в виду, что их не существует. – На его лице мелькнуло раздражение, но тон остался ровным и спокойным.

– И как же ты родился? – Я скептически приподняла бровь. – Ребенок из пробирки?

– Очевидно, биологически меня создали Джейн и Джон Доу. Но я понятия не имею, кто они. Один из них оставил меня в коробке из-под обуви на пороге какой-то церкви в сельской местности штата Иллинойс. Мне было два часа от роду, и пуповина все еще свисала с картона. Проходившие мимо люди принимали меня за потерявшегося котенка, потому что я уже почти не мог плакать, настолько охрип голос. Хорошо хоть, что пуповину перевязали и я не истек кровью.

– Ты насмехаешься надо мной. – Я втянула носом воздух.

– Я не силен в юморе, но все же придумал бы что-нибудь получше.

Никогда еще не встречала человека с такой трагической историей жизни. Мне стало физически плохо от жалости к нему. А еще я задалась вопросом, что за чертовщина с ним творится, что он так разоткровенничался со мной. Потом вспомнила, что, наверное, выгляжу белой как мел и нервничаю от предстоящей встречи с теми, кто меня породил.

И, возможно, еще дело в той неоднозначной ситуации, когда я застала его за полупубличной, полунасильственной сексуальной фантазией.

Сейчас Рэнсому нужно было завоевать немного очков человечности в моих глазах, и, будучи роботом, он решил сделать это именно таким образом.

– Ого. – Я выдохнула. – Должно быть, я действительно выгляжу так, будто мне нужно отвлечься, если ты решил поделиться со мной этим.

– Нет. – Он включил поворотник. – Быть может, совсем чуть-чуть.

– О боже. Мне так жаль, Рэнсом. Какое ужасное начало жизни.

– Я выжил.

– Тебя усыновили? – Я сглотнула.

– Да. – Он замялся, словно раздумывая, стоит ли рассказывать дальше. – Семья Моруцци. Они были обеспеченными. Жили в Линкольн-парке. Джек Моруцци усыновил троих из сирот. Всех мальчиков. Но… скажем так, это не было детство, полное скаутов и летних лагерей.

– А он когда-нибудь?.. – Я задержала дыхание. Вызваны ли фантазии Рэнсома тем, что он раньше подвергался насилию? Он сказал, что пережил травму. Я понятия не имела. Все, что я осознавала, это то, что готова выслушать все откровения, на которые он решится.

Но по тому, как он вздрогнул, нажимая на педаль газа, я поняла, что разговор окончен.

– Суть в том, что хватит себя жалеть, Соплячка. У каждого из нас есть своя история, и редко у кого она сказочная.

От того, как резко он оборвал меня, мне захотелось нанести ответный удар.

– А у Макса есть история?

Лицо Рэнсома ожесточилось, глаза прищурились, пока он следил за дорогой.

– Разве я похож на его биографа? Спроси его сама. Он должен прилететь сегодня поздним рейсом и подменить меня во время моего отсутствия.

– С чего бы тебе отсутствовать? – Знал ли Рэнсом кого-нибудь в Техасе? Похоже, он хорошо ориентировался на местных дорогах.

– Есть дела.

– Опять ролевые игры? – Я ходила по краю и знала это.

– Разговор окончен.

– Знаешь, мне действительно кажется, что сегодня мы совершили прорыв. – Я скрестила ноги, впервые осознав, что на мне все еще грязные штаны и толстовка из самолета и что моих родителей, вероятно, стошнит от потрясения, когда они увидят меня. – Теперь, когда мы признались в своих слабостях, нам станет легче пытаться вести себя мило друг с другом. Кто знает?