Ага, а сейчас румыны минометами по пляжу пройдутся, и будет тут во блаженном успении вечный покой. Укрыться-то негде. И вышло, что накликал. К пулеметной и ружейной трескотне прибавились хлопки минных разрывов. Я их уже наслышался. Что же делать? Команды на атаку нет. Самому рвануться? Но куда – просто-таки прямо на ближайшую проволоку, как баран в новые ворота? Минные разрывы методично приближаются. А вот слева от меня лежит какая-то колода, явно морем выброшенная на берег. Я на четвереньках рванул за нее. Упал рядом, прикрывшись ею хоть с одной стороны от осколков, и в темпе стал врываться в гальку, хоть как-то пытаясь найти укрытие. Близкие разрывы, запах горелой взрывчатки и разрывы уходят влево от меня. Что-то сильно бьет в каску, аж втянул голову в плечи – в голове легкий звон. Трогаю рукой – в каску впилился осколок и торчит в ней, еще горячий, зараза! Пронесло!

Но что же дальше? А в небо глянул – уже светает. Справа внезапно послышалась стрельба, резко выбившаяся из общего фона. Работали сразу аж, наверное, с десяток пулеметов, да и пушки тоже. Голос у них звонкий, как будто кто-то роняет на землю металлические трубы, а они от удара об асфальт звенят. Потом оттуда же несется громкое «ура!» вперемешку с криками: «Полундра!». И клич нарастает и нарастает.

И мне хватит лежать, пора лететь по румынские души, сейчас кому-то из них белые носки испачкаю или кепи натяну на другое место! Резко вскочил и, сделав пару шагов, свалился и перекатился вправо. Из траншеи румыны постреливают, а правее на площадке пулемет на треноге. И никто в меня не попал, а сейчас я в домике, то есть за холмиком из гальки, и совсем хорошо, что во втором ряду проволоки большой разрыв. Спасибо комендорам, что туда снаряд уронили, только жаль, что для первого ряда не оставили, а сейчас надо раздеваться. Андрей Винников сейчас покажет вам цирк в одном мокром сапоге и без шинели, только бы не мина, только бы не противопехотная, и минометной тоже не надо, пусть моя удача, что есть на это время, на это уйдет, а дальше я дорвусь, если не подорвусь!

И я пополз поближе к этому проходу, отклоняясь вправо, а та стрельба все гремела, забивая остальное, и румыны передо мной потише стрелять начали, справедливо опасаясь, что громкое «ура» справа – это и по их души. Глядите, антонески поганые, в ту сторону, любой сюрприз требует отвлечения внимания.

Я кое-как освободился от шинели (а пола-то мокрая, и на спине прорехи, ибо все же зацепило меня осколками на катере, но до тела не дошло), снова надел снаряжение уже поверх ватника и снял с пояса противотанковую гранату. Сейчас будет ласковый привет! Лежа набросил на проволоку шинель, а потом вскочил и метнул тяжелую гранату в сторону пулемета, после чего свалился обратно. Когда килограмм тротила в гранате рвется, то получается громко, мои уши точно это ощутили. Затем я перескочил через покрытую шинелью проволоку и рванул к проходу во втором ряду, строча по траншее из автомата. А пулеметчики меня не ущучили, видно, еще головами трясли от «ворошиловского килограмма»!

Спрыгнул в траншею и встретил подымающегося со дна румына ударом приклада в лицо. Кости потомка даков громко хрустнули, румын простонал что-то вроде «дэу». А теперь еще разок по уже свалившемуся, чтобы не встал и не гулял больше! Запах после второго удара показал, что вставать уже не будет отныне и присно и до Страшного суда! Слева от меня румын нет, зато справа должен быть пулемет, и я рванул к нему по траншее, готовясь добавить туда лимонкой, если руманешты уже очухались. По дороге наткнулся на труп румына. Ага, это не горные стрелки, это обыкновенная пехота, раз уже у двух форма пехотная. Этого не я, этого явно артиллерия добила, потому как полголовы снести – это нужно немалый осколок или шашку. В пулеметное гнездо я ворвался готовый крушить всех, кто встретится – ан некого!

Вот пулемет на столе для кругового обстрела. Это когда посреди траншеи формируют такой останец в виде столовой горы, на которую ставят пулемет, после чего его можно крутить вкруговую, стреляя, куда надо. А расчета нету! Смылись, гады, с перепугу, а пулемет оставили! Ну, вот я и сейчас вам добавлю из него же. Пулемет, как оказалось, был не чешский, какие я уже видел, а «Браунинг» на станке. И откуда же это у них? Немцы, что ли, поделились трофеями? Я развернул пулемет и нажал на спусковой крючок, который здесь был снизу и даже без спусковой скобы, целясь куда-то повыше домов. Кто его знает, где там румыны, а где наши мирные жители, может, и товарищи мои там орудуют. Так что только так, для наведения паники. Пулемет мерно выстрелил с полсотни патронов и заткнулся. Лента вся, новую я не знаю, как вставлять. Значит, поигрался и хватит.

А в румынских окопах какой-то не такой запах – а вот чем это пахнет? Румынами, наверное.

Надо вперед, и я побежал по ходу сообщения к поселку. Да, в поселке уже гремела стрельба, значит, наши прорвались. Это хорошо, сейчас румынов из поселка вышибем, значит, плацдарм наш, дальше все посудины могут спокойно подходить к берегу и разгружаться. Огонь прямой наводкой уже не помешает, а с закрытых позиций – ну, и до них доберемся!

В ходу сообщения мне румыны не встретились, только их брошенные вещички пару раз под ногами попадались, раз противогазная сумка, а раз – каска, на которую я неудачно наступил, не упав только потому, что бровка хода помешала. Покрыл румын во всю мощь морского загиба и двинул дальше.

Ход вывел к горящей хате. Оббежал ее слева, перескочил через разбросанные румынские ящики, они, видно, здесь штабелем стояли, а кто-то их и развалил! Где они, эти румыны? Нету, не вижу! За соседним домом захлопали частые выстрелы, я кинулся туда. Из-за забора мне навстречу вывалился румын, и, видно, что из последних сил. Глаза уже мертвые, из рта кровь, еще на пару шагов его хватило, а потом и грохнулся. Кто-то ему три пули в спину всадил.

Э, а тут наши, и я в голос выпустил очередь ругательств. Пусть знают, что свои! И через несколько секунд чуть не столкнулся с танкистом в обгоревшем комбинезоне и шлеме. Он вылетел мне навстречу с двумя пистолетами в руках. Ругань моя дала возможность меня опознать, как своего, оттого он побежал куда-то вправо. Я заорал вслед: «Винтовку возьми у румына!», но он, наверное, не услышал. Ладно, мы друг друга не постреляли, что хорошо, побегу и я дальше. Побежал в соседнее подворье. На дворе никого. Сарай полуобвален, там вряд ли кто-то есть. Теперь в дом! Громко заорал: «Хенде хох!» Как это по-румынски – не знаю. И нет ответа. Тогда я пнул дверь и влетел внутрь. И встретил то, что лучше бы и не видел. А весь азарт хорошей драки вылетел начисто. За дверью была разваленная комната. Мебель, кирпичи, саманная перегородка, раскиданная утварь, обломки стропил и обрешетки – все перемешалось, и среди этой груды обломков лежали два трупа, матери и девочки лет эдак десяти. Остатки стен изрешечены осколками, ну и тела тоже в сплошных осколочных отметинах.

Это явно наш снаряд или маленькая бомба. Ах ты же, жизнь – чертово колесо, а мы-то радовались, что эскадра работает, бьет, а тут вот дите от этого огня погибло, ах, ты, жизнь моя, еще не освободили, а вот уже погибли… В бога, душу, трон, закон, полтысячи икон, загробные рыдания и всех двенадцать апостолов и Николу Угодника с ними, а то, что бородатые дядьки не отвели снаряд от дитяти, нам уже можно под снаряд, но дите, которое еще не жило… Ах, угодники соловецкие, в мутный глаз вас, вы тоже не уберегли… Ладно, долгобородые, я не стрелял из той пушки, вы не вмешались, сложились разные там деривации и нутации с законами Сиаччи, сведя детскую жизнь со стотридцатимиллиметровым снарядом!