— Боцман, распорядитесь угостить команду по праздничному рациону, — громко произнес де ла Крус и тихо закончил: — После ужина зайдите ко мне, Добрая Душа!

Когда боцман пришел в каюту капитана, все уже сидели там с бокалами в руках, Тетю говорил стоя:

— Разжечь костер — это еще очень мало. Надо уметь поддерживать огонь! Я ни секунды не сомневался в талантах нашего капитана. То, что мы имеем сегодня, — красноречивое подтверждение моей правоты. Но мы не должны забывать, что мы вместе здесь, на этом корабле, благодаря…

— Вы, милейший Тетю, будто снимаете слова с моего языка! Позвольте, — поднялся из-за стола де ла Крус.

— Ничто не стоит нам так дешево и не ценится людьми так дорого, как вежливость, учил нас Сервантес, я уступаю вам, де ла Крус, и не столько потому, что я стар, сколько оттого, что люблю вас. Иначе я завоевал бы любовь той женщины… — и Тетю сел рядом с Девото.

— Ты поступил правильно, Педро! И потому мы — здесь! — сказал, как отрубил, Девото. — Только так и надо!

— Все мы, друзья, обязаны нашему маленькому счастью графине Иннес! Этим утром я видел ее во сне и… разозлился. Я так хотел, чтобы мой сон посетила та, кому принадлежит мое сердце. А утром, обливаясь холодной водой, понял, что, не будь оно полно любви к Каталине, я никогда бы не расстался с Иннес!

— Теперь я слышу слова мужчины с берегов Гаронны! — Тетю встал со своего кресла.

— Предлагаю выпить за здоровье Иннес, нашей счастливой путеводной звезды! — капитан поднял бокал.

Теперь встали все. Раздался звон бокалов, и они были осушены до дна.

«Каталина» стремительно приближалась к мысу Сан-Антонио, чтобы пройти Юкатанский пролив, затем резко повернуть на восток и взять курс на Тринидад. Тетю внимательно поглядел на паруса, подошел к рулевому.

— На таком судне раньше плавали?

— Нет, капитан Тетю, — ответил темноволосый метис, сын европейца и негритянки. — Но «Каталина» послушна рулю. Сердце мое поет.

— Хорошо, но посмотрите на бом-брамсель. Заполаскивает! Рулевой не должен спускать глаза с бом-брамселя.

— Верно, капитан, есть немного. Так точно, заполаскивает.

— Значит, судно идет слишком круто. Следует немного увалиться. А ежели бом-брамсель чересчур наполнен ветром, судно увалялось и нужно привестись.

— Это точно, капитан, — согласился рулевой и заработал штурвалом.

— Молодец! Теперь следи за наветренной шкаториной бом-брамселя. Чуть начнет заполаскивать, ты на верном курсе, — Тетю отечески положил руку на плечо рулевого и, не ожидая, когда тот до конца выполнит свою задачу, спустился на палубу и направился на бак к железному «сундуку» камбуза, чтобы поболтать с Коко на французском.

Наговорившись всласть, Тетю подошел к группе куривших матросов. Каждый протянул ему свой кисет. Отказавшись, Тетю поинтересовался настроением, Туэрто попросил его в ответ:

— Капитан Тетю, расскажите, что было в вашей жизни самое страшное…

Тетю увидел, как у всех загорелись глаза, и произнес:

— Честно говоря, мне трудно сейчас разобраться, что же было в моей жизни самого ужасного… Но, помню, волосы на голове буквально зашевелились, кровь застыла в жилах, когда я оказался свидетелем смерти любимого друга. — Матросы замерли, было слышно только, как свежий ветер гнал вперед «Каталину» и легонько поскрипывала где-то снасть. — Он был намного моложе меня, хотел стать моим учеником, но за год общения стал близким мне человеком. Де Вилье, так его звали, был образован, чертовски красив, шпагой владел, как наш капитан. Ему не исполнилось и двадцати, когда он без памяти влюбился в Нинон де Ланкло, известную красавицу, сравниться с которой обликом могла лишь королева Франции. Де Вилье сгорал от любви, тем более что де Ланкло, которой тогда уже было под шестьдесят, не отвечала ему взаимностью. Когда де Вилье узнал, что Нинон де Ланкло — его родная мать… Он в тот же миг выхватил шпагу и заколол себя на глазах у всех, кто находился в ее знаменитом салоне.

С минуту никто не решался нарушить мертвую тишину. Затем старший плотник сказал:

— А в моей жизни самый ужасный случай произошел, когда флагман капитана Моргана, идя на полных парусах прямо на наш корабль, за кабельтов и за секунду до приказа нашего капитана открыть огонь всем бортом в двадцать пушек, вдруг загорелся и, подойдя к нам еще чуть ближе, взорвался!

— Это как? — спросило несколько голосов, и все повернули головы в сторону Тетю.

— Расскажите, расскажите, — кивнул головой Тетю. Старший плотник, пару раз покрепче затянувшись, швырнул сигару за борт и начал:

— Мы выследили Моргана, хотя и не успели помешать ему завладеть портом и разграбить город. Адмирал Санчес на линейном корабле — двадцать пушек по каждому борту, — во главе еще двух военных бригов закрыл выход из гавани фрегату, бригантине и шхуне пиратов. В это время Морган заперся в доме с одной из креольских красавиц…

— Любительницей острых ощущений, — добавил Тетю. — Опасность и тайна прельщают женщину порой гораздо сильнее, чем мужчину.

— Морган долго не открывал, хотя его старший помощник барабанил в дверь стулом. Как рассказывали, Морган распахнул наконец дверь и спросил: «Чего ты бесишься? Завидуешь?» Тот даже не стад ругаться, а заявил: «Я говорил вам, адмирал, что надо как можно быстрее увозить захваченное добро!» Морган махнул рукой и выругался: «Ты зачем мне помешал? Пошел бы выпил да нашел себе кралю!» Тут уж старший помощник закричал на Моргана; «Какую к черту кралю? Мы проворонили здесь дьявольский сюрприз!» «О чем ты? — спросил Морган. — Что за сюрприз?» Ни слова больше не говоря, помощник за руку потащил адмирала на балкон и указал на наши корабли, полностью закрывшие выход из гавани.

— Ты хочешь сказать, что вы захватили Моргана? — спросил Туэрто. — Такого не было!

— В том-то и дело! Наш адмирал послал на берег офицера с приказом Моргану безоговорочно сложить оружие и сдаться на милость победителя. Для Моргана это означало согласиться на верную смерть! Пират сообщил, что ответ даст утром, когда закончит свое любовное свидание. Вот как! А сам… сам всю ночь работал вместе с матросами. Они свезли на фрегат весь порох, что успели найти в городе, набили им судно, и на рассвете корабль направился к выходу из гавани. Мы приготовили трюмы для пиратов. Их было на палубе, как червей в гнилом мясе. Адмирал Санчес видел победу у себя в кармане! Но не тут-то было! Морган оказался умнее, и не он, а Санчес отправился на обед акулам. Наш адмирал приказал на расстоянии кабельтова дать устрашающий залп картечью. Но прежде на фрегате в нескольких местах одновременно вспыхнул пожар.

— Я так и подумал, — сказал только что подошедший Перес.

— Мы видели, как всего четыре пирата прыгнули за борт, остальные оказались мешками с соломой в шляпах. Все растерялись, и адмирал поздно отдал приказ. Наш корабль не успел отвернуть. Пиратский фрегат с ходу врезался в нас и взорвался. Я летел по воздуху, как подбитая птица. Не знал, где руки, а где ноги. Хорошо, упал в воду спиной. Когда пришел в себя, одна рука не работала, вокруг плавали обломки от двух кораблей. Я ухватился за разбитый фок-рей и с трудом добрался до берега. Из двухсот пятидесяти человек в живых осталось всего пятнадцать! — Старший плотник замолчал, но, почувствовав, что его сейчас спросят о главном, продолжил: — Оба брига, когда бригантина и шхуна направились из гавани, не приняли боя, поставили паруса и ушли.