– Тише… посуду-то зачем бить…

Они сидели в неоконченном зимнем саду загородного дома Зубова, выпивали и закусывали. Федор Петрович приехал по делам, заодно решил снова прощупать почву. Не созрел ли партнер для выгодной сделки?

– Француз хорошую сумму дает. Готов хоть завтра перевести на счет.

– Плевать мне на твоего ф-француза…

– Грубый ты, Валера, невоспитанный. И пьешь много.

Смерть Полины Жемчужной в самом деле заставила Зубова изменить своему правилу не злоупотреблять спиртным.

– Чего ты пристал ко мне? Чего душу травишь? Без тебя тошно…

– В искусстве ты человек случайный, – вкрадчиво говорил банкир. – Это все импульсы. Вспыхнул, погас… опять вспыхнул. Ты ведь не истинный коллекционер. Любитель… аматер…

– Что ты понимаешь? Заладил, продай да продай…

Зубов проглотил текилу и раздраженно отодвинул рюмку. Та опрокинулась. Федор Петрович, не терпевший беспорядка, поставил ее и вытер салфеткой капли.

– Тебе-то самому приглянулось что-нибудь? – хмуро полюбопытствовал хозяин.

– Ничего.

– Я так и подумал…

Банкиру вспомнилось странное и волнующее ощущение, которое он испытал в галерее, куда Зубов после настойчивых просьб соизволил-таки привести его: внутренняя щекотка, одолевавшая его всякий раз перед рискованным предприятием. Федор Петрович не любил авантюры, но если выгода обещала с лихвой покрыть издержки, в том числе и моральные, иногда пускался во все тяжкие. Похожий зуд охватил его перед изображениями давно канувших в лету помещиков, их жен и дочерей в атласных лифах и с розами в напудренных волосах, знатных вельмож, крестьянок с ямочками на румяных щеках. Одна из картин была скрыта за резными деревянными ставнями, словно окно.

«Что это? – удивился банкир. – Особая ценность? Будь любезен, открой…»

«Еще чего!»

Зубов с непонятной жадностью во взоре следил за реакцией гостя. Банкир привык контролировать эмоции и сохранял невозмутимость.

«Верно, какая-нибудь деревенская Джоконда? – с издевкой осведомился он. – Мона Лиза провинциального разлива?»

«Угадал», – напряженно ответил Зубов.

«Так покажи мне ее!»

«Экскурсия окончена, – отрезал хозяин. – Идем…»

«Постой, – опешил Федор Петрович. – Ты меня заинтриговал. Я хочу взглянуть на то, что ты прячешь от чужих глаз! Если там действительно шедевр… неужто тебе неохота похвастаться?»

Зубов не поддался на провокацию. Казалось, он сделал некий вывод… убедился в чем-то и теперь спешил увести назойливого посетителя из своей галереи.

«Нет уж! Извини, друг, но я непременно должен увидеть эту таинственную картину… – сопротивлялся гость. – Это даже невежливо с твоей стороны. Ты отказываешь мне в сущей безделице?»

«Вот именно, отказываю».

Банкир сдался и покорно пошел за Зубовым обратно в гостиную. Но беседа не клеилась, и он, разочарованный и огорченный, откланялся.

Узнав из новостей об очередной смерти актрисы зубовского театра, он счел себя обязанным посетить партнера, заодно и совместить соболезнования, обсуждение дел и новую попытку склонить хозяина коллекции к продаже картин. Возможно, Зубов уже не станет упорствовать.

– Как идет следствие? – спросил он, нарушая затянувшееся молчание.

– По поводу смерти Лихвицкой? Да никак… Я встречался с двумя оперативниками, они полны пессимизма. Настаивают на том, что Лихвицкая стала жертвой несчастного случая. В комнате – только ее отпечатки. Накануне она много выпила, – на столе в кухне стояла наполовину опустошенная бутылка водки. А потом полезла в ванную и… Намекали на гнетущую атмосферу в труппе после самоубийства Полины. Дескать, наблюдается явление массового психоза… когда смерть одной женщины влечет за собой депрессию ее подруг. Особенно тех, кто был к ней сильно привязан. Бред, Федя! Эти люди просто не хотят утруждать себя поисками убийцы.

– Ты подозреваешь, что имело место убийство?

– Не знаю… Я уже сам себе кажусь безумным фантазером.

– В самоубийство Полины ты тоже не веришь?

Зубов отрицательно покачал головой:

– Не такой она была человек, чтобы убить себя. Она нервничала, чего-то боялась… Незадолго до… той репетиции… Полина попросила у меня крупную сумму денег. Якобы на лечение матери. Я не поверил, но дал. Теперь уж все равно…

Он махнул рукой и потянулся за бутылкой текилы.

– Валера, я прошу тебя, – мягко произнес Федор Петрович. – Хватит пить. Этим ты горю не поможешь.

– А чем? Чем я себе помогу?

– Ну… заплати сыщикам, в конце концов, пусть они почувствуют заинтересованность. Пусть ищут!

– Дело скоро закроют… Кого искать? Где? В моем театре? Чтобы еще кто-нибудь, не дай бог, повесился или застрелился? Уволь, Федя.

– Почему обязательно в театре? У этой… э-э…

– Лихвицкой…

– Да! – энергично кивнул Федор Петрович. – У нее могли быть знакомые в Москве. Любовник… сожитель. Мало ли, какие у нее «хвосты» там, откуда она прикатила в столицу? Может, бывший хахаль приехал и расправился с ней. Кстати, она ничего не употребляла?

– Наркотики? Нет… только снотворное. Криминалисты нашли в ее тумбочке упаковку снотворных таблеток. Там не хватало нескольких штук.

– Значит, она почувствовала себя невыносимо одинокой после смерти подруги. И решила свести счеты с жизнью. А ты казнишь себя, будто во всем виноват.

– Она ездила с нами в Ярославль на похороны. Как она рыдала, Федя…

– Вот видишь! Мегаполисы по-разному действуют на психику людей, особенно на женщин. Оторванные от родного дома, от близких, одни рвутся вперед, закусив удила, и покоряют вершины, а другие… изнашиваются и угасают. Скольких Москва пережевала и выплюнула? Не сосчитать.

– Наверное, ты прав…

Банкир задумчиво постукивал пальцами по столешнице.

– Слушай, я только сейчас сообразил. Полина-то родом из Ярославля?

– Угу… – Зубов внезапно оживился и просветлел лицом. – Знаменитая Прасковья Жемчугова тоже родилась в Ярославской губернии, в семье кузнеца: горбатого пьяницы, зато мастера на все руки. В семь лет ее взяли в барский дом на воспитание и обучение. Там-то и увидел ее вернувшийся из заграничного вояжа молодой Шереметев. Я когда все сопоставил…

– Валера, Валера… опомнись…

Ему не удалось прервать увлеченный монолог Зубова.

– Предки Полины могли быть из шереметевских крепостных, – продолжал тот. – Представляешь? Они могли выходить на сцену вместе с Парашей! Они…

– В Ярославской губернии проживала тьма народу. Но даже если и так, если твоя Полина имела корни из крепостных крестьян? Что с того? Таких много…