Понимая, что огромный, по казацким меркам, десант – ничто по сравнению с количеством жителей Стамбула, могущих стать на его защиту, как уже говорилось выше, предпринимались налетчиками разнообразные отвлекающие мероприятия. Например: в кварталах, расположенных вдали от моря, распустили слухи, что высадилось больше ста тысяч человек, в плен мусульман не берут, некоторые из захватчиков пьют кровь из живых людей, лакомятся мозгом, разбив головы… В общем, нашествие зомби и вампиров в адаптированном для восприятия жителей семнадцатого века виде.

Нельзя не вспомнить об устойчивых слухах о неминуемом падении Стамбула от нашествия с севера, ходивших уже несколько десятилетий. Они существенно подорвали волю к сопротивлению. Раз событие предопределено, какой смысл ему сопротивляться? Паника – явление интернациональное, и жители Стамбула к ней иммунитета не имели. Услышав многочисленные взрывы, пальбу из пушек и ружей, запредельно жуткие завывания казацких ракет, запускаемых для поджога городских кварталов, увидев зарево пожаров, они запаниковали. Часть – ломанулась всей толпой прочь из города. Лишая, таким образом, тех, кто решился на сопротивление бандитам, необходимейших подкреплений. Однако, пожалуй, более многочисленные толпы кинулись спасаться в самые надежные, как они считали, места – божьи дома. Мечети, церкви, синагоги.

Вынужден сделать отступление. Люди того времени верили в Бога куда как более твердо и безоговорочно, чем горожане века двадцать первого. Верили не вообще, а истово. Вот и за спасением от страшного нашествия врагов они кинулись к Богу. Тому, в которого верили. Никто из них не дал себе труда подумать – имеет ли такой поступок смысл? Ведь для казаков ограбить мечеть или синагогу, куда сбежалось множество людей, даже легче, чем вылавливать их по домам. Да и неприкосновенность церквей для таких «христианских воителей» была под сильным сомнением. Бандиты, как известно, предпочитают сначала грабить, потом – каяться.

Именно попытка спрятаться в храмах стала роковой для огромного числа жителей Стамбула. Огонь и удушливый дым погубили в божьих домах или при запоздавших попытках из них выбраться очень большое количество прихожан. Многие тысячи. Ирония судьбы – по большей части, казаки и не собирались лезть в эти уничтожаемые огнем кварталы, часть из сгоревших или задохнувшихся вполне могла спастись, но… погибла.

Несколько кварталов турецкой бедноты было подожжено с кораблей ракетами в самом начале штурма города. Вражеский набег, конечно, страшное явление, но пожар в собственном доме – куда более бедственное и горестное событие. Таким образом, изначально были отсечены от сопротивления тысячи активных, легких на подъем мусульман. Эту тактику распространили и на азиатскую часть города, которую и не собирались атаковать в эту ночь. Вспыхнувшие в нескольких местах дома, необходимость бороться с огнем, чтоб не сгорели целые районы города, вынудили жителей азиатской стороны заниматься тушением пожаров, а не сбором на помощь гибнущим в борьбе с налетчиками жителям европейской части города.

Один отряд, ведомый пластунами, хорошо знавшими город, прошелся по его церквям и монастырям. В него вошло более тысячи опытных казаков, что позволило легко отбивать атаки небольших янычарских подразделений. Не все янычары ночевали в казармах, после начавшейся в Стамбуле свистопляски они не бросились прочь из города, а попытались оказать сопротивление. Но планов по мобилизации отставников и срочному сбору воинов, оказавшихся вне казарм, не было. Уровень организации османского общества уже к семнадцатому веку заметно отставал от европейского. Личная храбрость янычар, их выучка и боевые навыки не всегда могли нивелировать эту растущую пропасть. Бросаясь небольшими группами на численно превосходящего противника, они бесполезно гибли, хотя при наличии умелого командования легко могли вторжение отразить.

Не обращая внимания на возмущение греческого клира, казаки сдирали с церковных стен старинные иконы, забирали ритуальные предметы, главное же – несколько рак с мощами святых. Этот грабеж был тоже инициативой Аркадия. Хоть он и был крещен в детстве и сам причислял себя к православным, но… родился и вырос в СССР, интеллигентной – читай, атеистической – семье, и религиозность его была весьма условной.

Россия здорово помогла казакам в этом году, было бы неплохо наладить с ней более прочные отношения, расплатиться за помощь. Денег самим не хватало, а вот реквизированные у греков предметы культа и мощи святых, он не сомневался, весьма порадуют глубоко верующего царя и влиятельную верхушку московской православной церкви. То, что дар «с душком», разбойничий, попаданца не смущало. Каких-либо проклятий и санкций от вселенского патриарха он, как и вся казачья рать, не боялся ни в малейшей степени. Когда Аркадий высказал эту идею Ивану и спросил его, не побоятся ли казаки патриаршей анафемы и отлучения от церкви, Васюринский ответил ему коротко и совершенно нецензурно, что на этого попа и его анафемы… Кстати, будучи политиками, ВСЕ атаманы весьма высоко оценили эту попаданцеву задумку, а к возможным проклятиям самого главного в православном мире иерарха отнеслись в стиле Васюринского. Только с различной длительностью «аргументации». То есть кто-то просто чихал на него, а другие высказывали свое отношение с подробностями и не без затейливости.

На обратном пути эта колонна завернула и к взорванным казармам, прибарахлиться не только духовными, но и военными ценностями. Без труда уничтожив оставшихся в живых янычар, казаки собрали там несколько тысяч сабель и высоко ценимых «янычарок» (длинноствольных гладкоствольных ружей). Часть оружия, к сожалению, оказалась поврежденной, но умелые кузнецы способны многое отремонтировать, было бы что исправлять. Вооружения у казацкого войска не хватало, и в связи с его быстрым количественным ростом в ближайшем будущем уменьшения этого неприятного дефицита не предвиделось.

Означали ли захват части стен и уничтожение янычарского резерва прекращение организованного и неорганизованного сопротивления вражескому нашествию в Стамбуле? Конечно, нет! Более того, нетрудно было предвидеть, что количество врагов у казаков будет стремительно расти, несмотря на тысячи ежечасно гибнущих горожан. Первоначально центром сопротивления казачьему налету стал дворец Великого визиря. Он по должности замещал отсутствующего в столице султана и нес персональную ответственность за любые крупные неприятности. Таятоглу Мехмед-паша получил должность совсем недавно, как раз в результате предыдущих казацких подвигов, за допущение которых взбесившийся от такого унизительного разгрома своего флота Мурад приказал казнить его предшественника, Байрам-пашу.

Став обладателем вожделенной должности, полюбовавшись видом головы своего более удачливого, опередившего его конкурента на серебряном блюде, визирь проявил недюжинную энергию и старательность в отражении угрозы столице и собственной голове. Ему уже мерещилось, как его волокут на плаху, а потом его голову, почему-то продолжающую шевелить зрачками, на положенном по статусу серебряном блюде несут к всесильной правительнице, Кеслем-султан. Однако видения оказались ложными.

Через несколько часов дворец Великого визиря, расположенный рядом с султанской резиденцией, был блокирован богопротивными разбойниками и взят штурмом. Во время боя его, такого важного чиновника, убил простой казак. Никаких серебряных блюд для разваленной почти пополам, а не срубленной опытным палачом головы казаки не предусмотрели. Знай Мехмед-паша, что зарубил его вчерашний холоп, наверное, посмел бы посетовать на судьбу, что является безусловным грехом, так как для правоверных мусульман судьбу определяет Аллах. И уж совсем обидным было то, что враги уничтожили не только его самого, но и всю его семью, со слугами и оказавшимися не в том месте не в то время чиновниками. Активно участвовавший в этом штурме Срачкороб пробился к визирю через минуту после его гибели и был сильно опечален, что не ему, как мечталось, удалось прервать жизнь главнейшего из сановников Османского халифата.